– Что такое было, что мне велели поклониться?
– Тебя Господь благословил, – отвечал отец.
Тут нас опять встретили дети, и мы все пошли далее. Деревьев было много, как будто лес. Шли мы по широкой тропинке, покрытой зеленью, как ковром и еще чем-то блестящим. Вскоре мы пришли к тому месту, где дети постоянно находятся. Тут на большом столе я опять увидала свечи с бантами из лент и изображениями святых. Дети срывали с деревьев много разных плодов и давали мне, но я отказывалась, не брала; они были как будто недовольны моим отказом и клали плоды в корзинки. Я стала спрашивать детей:
– Что вы здесь делаете?
– Богу молимся, в церковь ходим, поем, и звоним на
колокольне.
– За кого вы молитесь? – спросила я.
– За тех, кто за нас молится.
– Чем вы здесь питаетесь?
– Молитвами, когда нас поминают.
– Какими молитвами?
– Какие бывают на проскомидии.
– А когда вас не поминают, тогда чем питаетесь?
– Когда ты придешь к нам, тогда все узнаешь.
Тут все дети стали просить меня, чтобы я осталась у них:
– Ты будешь нянчить своих маленьких сестер. – Но я не желала оставаться. Отец сказал мне:
– Пойдем.
Я стала прощаться с детьми, брала их за руки, а они меня целовали.
Когда мы пошли, я стала расспрашивать папу:
– Спите ли вы здесь?
– На что нам сон? – сказал он. – Спит наше тело, а душа не спит.
– Разве ночей здесь не бывает?
– У нас как теперь светло, так и всегда. Свет незаходимый.
– А холодно бывает?
– Здесь нет ни холода, ни жары.
Я стала смотреть вверх, думала увидеть небо, облака, но ничего не видела, кроме сильного света и больших деревьев, стоявших вокруг и поднимавшихся на значительную высоту; а сверху видела летающих Ангелов, трубивших в трубы.
Отсюда пошли дальше. Вижу беседки, сплетенные из растений: в них были монахи и священники. Далее, за беседками, под деревьями, сидел кто-то в кресле, с короной на голове.
Я спросила папу: «Кто это сидит?». Он сказал: «Государь». Имени Государя я не знаю и не спрашивала; только вдали видела еще много таких же.
Пошли еще дальше. Вышли на тропинку, где не было ни лесу, ни земли, и дорога была не такая хорошая, как прежде. Чем дальше шли, свет постепенно все уменьшался и мы подошли к каким-то подвалам; кругом было сыро, холодно, смрад. Тут я увидала много людей; некоторые из них сидели за какими-то перегородками и все плакали. У многих женщин, склонивших головы, вся одежда была мокрая от слез. Я узнала некоторых знакомых и свою крестную мать, умершую два года тому назад. Она сидела и, увидав меня, бросилась было ко мне, но кто-то невидимо удержал ее и не допустил ко мне. Она опять села и заплакала.
Я спросила:
– О чем вы плачете?
– О том, что обо мне никто не молится.
– Хорошо ли вам здесь?
– Нет, – отвечала она.
Я хотела еще ее спросить, но папа повел меня дальше; шли мы как будто под гору, все вниз. Свету там почти не было; народу было очень много, одни сидели, другие стояли. Вдруг я увидала впереди огонь, выходивший откуда-то снизу, и сильно испугалась. Отец сказал мне:
– Ничего не бойся. – Я спросила его:
– Что это за люди?
– Грешники, – отвечал он.
Я опять стала смотреть в ту сторону, где был огонь, и увидала что-то похожее на бревна; на них висели цепи, а людей не видно было, только одни головы. Слышны были крики, стоны, оханье.
Отсюда мы пошли назад. Подошли к воротам, около которых стояло какое-то большое чудовище, похожее на корову; оно сильно зарычало; я испугалась и – вдруг очнулась… Лежала я в постели, около меня никого не было».
По словам родственников отроковицы Анны, С. В. и Е. П. Т-х, рассказ этот, в первый раз услышанный ими от своей племянницы, произвел на всех потрясающее впечатление; да и сама Анна, под свежим влиянием своего видения, была в сильном волнении и со слезами передавала свой рассказ, в действительности которого никто не сомневался по следующему обстоятельству. Когда отроковица Анна находилась в больнице, умерли две двоюродные ее сестры: Евгения и Мария, заболевшие тоже дифтеритом и находившиеся в доме своих родителей. О смерти их Анне не говорили, и она о том не могла узнать ни от кого другого, кроме посещавших ее родных. Между тем, в рассказе своем она упоминает о Евгении и Марии, находившихся в числе встретивших ее детей, и, кроме того, она подробно описала, в чем они были одеты при погребении, т.е. как она видела их в загробном мире.
Что Всемогущий Бог скрывает от мудрых и разумных мира сего, то открывает младенцам и чистым сердцем. Приведенный рассказ, как и множество подобных ему, лишь утверждает в непреложности Божественного откровения о действительном бытии загробной жизни и учении Св. Церкви о необходимости и силе Ее молитв за умерших, в чем, к сожалению, сомневаются и что даже вовсе отрицают многие из современных лжемудрецов, зараженных духом неверия. К этим людям вполне можно применить слова праведного Авраама, сказанные им Евангельскому богачу: аще кто от мертвых воскреснет, они не имут веры (Лк. 16, 31) (2 января, 1894, П. Русков).
Цель жизни
В Евангелии, именно в речах Господа Иисуса, произнесенных Им пред народом, или в тесном кругу ближайших учеников, а также в Его молитвенных воззваниях к Богу Отцу, мы находим много высказываний, относящихся к вопросу о конечной цели человеческой жизни. Взятые в совокупности, они дают совершенно полный и ясный ответ на заданный вопрос. К числу таких высказываний принадлежат, между прочим, следующие: В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам… приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я (Ин. 14, 2-3). Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня. Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего. И отныне знаете Его и видели Его… Видевший Меня видел Отца (Ин. 14, 6. 7. 9). Отче1 которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною… И Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17, 24. 26).
Блаженны чистые сердцем., ибо они Бога узрят. Блажены вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах (Мф. 5, 8. 11-12). Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира (Мф. 25, 34). В ряду с этими изречениями Господа могут быть поставлены, как повторяющие и раскрывающие их, такие, например, изречения из писаний апостолов: Наше же жительство - на небесах (Флп. 3, 20). Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9). Возлюбленные! мы теперь дети Божий; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть (1 Ин. 3, 2). Ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога… жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге (Кол. 3, 2-3).
Из приведенных цитат видно, что в учении о конечной цели человеческой жизни Евангелие, повторяемое и раскрываемое в писаниях апостолов, ставит на первый план вечную жизнь. По евангельскому учению, жизнь человеческая не закончится полностью здесь, на земле; могила и гроб для нее не границы. Земная жизнь есть лишь первая стадия жизни вообще; она вечно продолжится и за пределами гроба, причем сознание, личность каждого отдельного человека останутся неприкосновенными. И вот там-то, за гробом, а не здесь, на земле, конечная цель человеческой жизни, и там-то она вполне будет достигнута.
В чем же эта цель? В преискреннем, теснейшем общении и единении с живым и личным Богом, Существом безконечно премудрым и благим, Богом истины и любви.
Но не слишком ли отвлеченно, не слишком ли высоко это учение? Оно едва по силам философскому уму… А может ли неразвитый интеллектуально человек соединить с евангельским учением о конечной цели жизни какое-либо определенное и живое представление и, таким образом, найти в нем успокоение и отраду? По видимому в этом позволительно усомниться. Да, учение евангельское о цели жизни, действительно, возвышенно, но в то же время и просто, и если философский ум затрудняется уяснить и воспринять его, то его правда непосредственно удовлетворяет самой простой и смиренной душе и с радостью приемлется ею. Дело в том, что учение, о котором у нас речь, отвечает самым коренным запросам и потребностям человеческого духа, и потому . он может найти в нем полное удовлетворение, а вместе с тем отраду и покой.