Кроме того, я обращаю внимание, что Гжатский Военно-Революционный Трибунал вопреки требованию справедливости вовсе не принял во внимание отсутствие у священников права выдавать метрики, не выяснил всех обстоятельств этого факта, и совершенно неправильно квалифицировал самое преступление как саботаж. Поэтому я уверен, что обжалованный приговор трибунала не может быть оставлен в силе и приостановление его исполнения тем более необходимо.
Мало того, заключение в тюрьму 5 священников, а затем, по-видимому, и всех других в Гжатском уезде, с которыми собираются поступить таким же образом, вызывает прекращение богослужения в уезде и закрытие храмов, а это может дать повод к большим волнениям в православном населении, что едва ли в интересах самой же советской власти.
Вопрос о передаче метрических книг, как выяснилось из разговора моего с представителями СНК, не так прост, как представляется иным агентам местной советской власти, и будет подлежать обсуждению и разрешению Комиссии, учрежденной для разъяснения декрета от 23-го января 1918 года.
Это обстоятельство еще более свидетельствует о необходимости прекращения или по меньшей мере приостановления всех дел о передаче священниками метрических книг.
Наконец, дела, подобные Гжатским, и многие другие, возбуждают общий вопрос, правильно ли поступает советская власть, обращая к священникам разного рода требования, которые они по долгу своего служения не должны исполнять без разрешения Высшей Церковной власти. Такой порядок, не соответствующий положению священников и, нужно прямо сказать, совершенно несправедливый. Он ставит священников в безвыходное положение, - не передав метрических книг, подвергнуться наказанию от революционного суда или репрессиям советской власти, а передав книги, потерпеть наказание церковное. Сколько излишних конфликтов и недовольства создается на этой почве. Сколько появляется бесцельных судебных дел, которые многие начинают рассматривать прямо уже как борьбу против церковного строя вообще.
Поэтому в интересах справедливости и умиротворения населения я прошу СНК немедленно разъяснить местным властям, что все подобные требования, которые находят нужным предъявлять по делам церковным, во избежание насилия над совестью священников, должны быть обращены не к священникам, а к епархиальной власти. Этим сразу будет устранено много недоразумений, судебных дел, и вызываемой неправильностью их, вражды и злобы.
Прошу возможно скорее уведомить о принятом решении по этому срочному вопросу". [19]
По поводу этого заявления Отдел по проведению в жизнь декрета об отделении Церкви от государства послал 30-го мая в Гжатский Военно-Революционный трибунал следующее отношение:
"Отдел считает нужным разъяснить, что Революционный трибунал в праве приостанавливать приведение приговора до рассмотрения дела высшей инстанцией и что при наличии кассации оной жалобы и возможности отмены приговора Революционным трибуналом надлежит относиться крайне осторожно к приведению в исполнение обжалуемого приговора суда". [20] И все...
Московские газеты сообщали о событиях в Донецкой области. По распоряжению СНК были конфискованы и заняты советами Покровский и Курянский монастыри. Вокруг монастырей собралась огромная толпа народа. По распоряжению властей для разгона собравшихся были высланы красногвардейцы. Толпа встретила их враждебно. Тогда в помощь красногвардейцам был послан отряд под предводительством матроса Самушкина, который "объявил" людям, что матросы будут решительно бороться с "черносотенной агитацией". [21]
По сообщению "Утра России" в Смоленской епархии народный комиссар по внутренним делам губернии Генкин, судя по фамилии - еврей, организовал гонения на Церковь.
Очередной номер "Смоленских епархиальных ведомостей" был задержан местной цензурой в корректуре и не допущен к выходу за то, что в нем был описан крестный ход. [22]
"Братские речи" повествовали об ограблении священника с. Шороховки. Тамбовской епархии. Подробности - обычные для тех дней: четыре грабителя в солдатских шинелях, избиение священника, тщательный обыск в доме, "реквизиция" денег и платья. Тревога была поднята своевременно, в селе происходил как раз мирской сход, и тем не менее грабители безнаказанно скрылись, оставив семью священника без денег и совершенно раздетую. [23]
Трагичные события произошли в Уфимской епархии.
Вблизи города Уфы приютился небольшой Одигитриевский мужской монастырь.
Революционные события достигли и его Монастырь разгромили, разгромили в буквальном смысле этого слова. Монастырский храм осквернили. Стены рубили, разламывали, окна выбили, иконы превратили в щепы и даже измазали нечистотами. Святой престол один святотатец взял к себе в дом, и место Трапезы Господней превратил в обеденный стол. [24]
Раскаяния среди "воров и разбойников" не было видно, святотатство продолжалось. Хотя "широка заповедь Господня зело" о любви, но "не без ума же носят меч духовный и преосвященнейшие владыки - епископы", - говорилось в заметке по этому поводу.
Надо было произвести суд духовный, надо было анафематствовать упорных и дерзких кощунников и святотатцев, надо было пресекать это великое зло "Мы должны прощать своих врагов, но не Божиих". [25]
К чести Уфимского епископа Андрея надо сказать, что, узнав о происходившем в г. Уфе погроме, он обратился к своей пастве с посланием, в котором, между прочим, писал:
"Я не могу и не имею права, как епископ, молчать, оставлять грабителей без церковного наказания. Всякий грабитель есть оскорбитель Святой Церкви, и Церковь на два года отлучает его от святого своего общения, по священным канонам. Поэтому и я, как епископ Церкви Уфимской, по данной мне от Господа Иисуса Христа власти вязать и решить грехи человеческие, настоящим посланием своим определяю и объявляю: все воры и грабители, носящие христианское имя и участвовавшие в погроме храмов г. Уфы, отлучаются от святого Причастия на два года." [26]
Сельский исполнительный комитет хутора "Осечи", Конотопского уезда Черниговской епархии требовал роспуска соседнего монастыря. Сельский исполнительный комитет с. Оболнья, Кролевецкого уезда, самовольно поставил сторожей на хуторе Зубковщине, принадлежащем Рыхловскому монастырю, и не позволил вывести из хутора сельскохозяйственные продукты, необходимые для жизни монахов. [27]
В применении репрессий по отношению к духовенству Совдепы на местах часто практиковали пожизненную ссылку, хотя "такая мера не предусмотрена ни одним декретом". [28]
В виде особой кары священнослужители принудительно привлекались к "трудовой повинности" в виде очищения отхожих мест, улиц, базарных площадей и других черных работ. [29]
"Кронштадские известия" сообщали (перепечатка - в "Новом Луче") о том, что православных священнослужителей исполком совета рабочих и солдатских депутатов привлекает к совершенно неподходящей их положению "милицейской" службе. [30]
С ревностью не по разуму, сломя голову, большевики бросились на путь таких "церковных реформ", которые как будто нарочно задевали и оскорбляли религиозные чувства верующих.
Издевательства доходили до того, что в Новгородской губернии, например, у сестер Валдайского Коротского женского монастыря под угрозой выселения из монастыря требовали подписи о вступлении их в местную организацию РКП (Российской коммунистической партии). [31]
В Новгородском уезде советские "психолухи" изобрели неповторимую форму давления на неугодных. В церкви Десятинского монастыря они устроили резиденцию ГУБЧКа и (через тонкую перегородку) помещение для арестованных. [32] Представляете, какую симфонию пыток слушали круглые сутки арестованные священнослужители Новгородского уезда?!
Происходившая в первые послереволюционные годы анархия сопровождалась взрывами необычайной классовой вражды, с крайней ненавистью ко всем, стоящим выше и лучше обеспеченным (хотя бы это было добыто исключительно собственным умом и трудом), со стремлением ко все большему захвату материальных благ. Многие вопиющие недостатки прежнего государственного строя возбудили в народе жажду лучшего. Но вместо чистой воды жаждущие бросились пить напиток, омрачавший разум и совесть. [33]