Честные люди, которых у нас всегда был недостаток, ныне почти совсем перевелись: недавно я слышал приглашение такого рода: "Приезжайте к нам, товарищ, а то у нас, кроме трех рабочих, ни одного честного человека нет!"
И вот этот маломощный, темный, органически склонный к анархизму народ ныне призывается быть духовным руководителем мира. Мессией Европы.
Казалось бы, что эта курьезная и сентиментальная идея не должна путать трагическую игру народных комиссаров. Но "вожди народа" не скрывают своего намерения зажечь из сырых русских поленьев костер, огонь которого осветил бы западный мир, где огни социального творчества горят более ярко и разумно, чем у нас, на Руси.
Костер зажгли, горит он плохо, воняет Русью, грязненькой, пьяной и жестокой. И вот эту несчастную Русь тащат и толкают на Голгофу, чтобы распять ее ради спасения мира. Разве это не "мессианство" во сто лошадиных сил?
А западный мир суров и недоверчив, он совершенно лишен сентиментализма. В этом мире дело оценки человека стоит очень просто: вы любите? вы умеете работать? Если так - вы человек, необходимый миру, вы именно тот человек, силою которого творится все ценное и прекрасное. Вы не любите, не умеете работать? Тогда при всех иных ваших качествах, как бы они ни были превосходны, вы - лишний человек в мастерской мира. Вот и все.
А так как россияне работать не любят и не умеют, и западно-европейский мир это их свойство знает очень хорошо, то будет нам очень худо, хуже, чем мы ожидаем...
Сегодня "Прощеное Воскресенье".
По стародавнему обычаю в этот день люди просили друг у друга прощение во взаимных грехах против чести и достоинства человека. Это было тогда, когда на Руси существовала совесть; когда даже темный, уездный русский народ смутно чувствовал в душе своей тяготение к социальной справедливости, понимаемой, может быть, узко, но все-таки понимаемой.
В наши кошмарные дни совесть издохла. Вот убиты невинные и честные люди Шингарев, Кокошкин, а у наших властей не хватает ни сил, ни совести предать убийц суду.
Расстреляны шестеро юных студентов, ни в чем не повинных, - это подлое дело не вызывает волнения совести в разрушенном обществе культурных людей.
Десятками избивают "буржуев" в Севастополе, в Евпатории и никто не решается спросить творцов "социальной" революции: не являются ли они моральными вдохновителями массовых убийств?
Издохла совесть. Чувство справедливости направлено на дело распределения материальных благ, - смысл этого "распределения" особенно понятен там, где нищий нищему продает под видом хлеба еловое полено, запеченное в тонкий слой теста. Полуголодные нищие обманывают и грабят друг друга этим наполнен текущий день. И за все это - за всю грязь, кровь, подлость и пошлость - притаившиеся враги рабочего класса возложат со временем вину именно на рабочий класс, на его интеллигенцию, бессильную одолеть моральный развал одичавшей массы. Где слишком много политики, там нет места культуре, а если политика насквозь пропитана страхом пред массой и лестью ей - как страдает этим политика советской власти - тут уже, пожалуй, совершенно бесполезно говорить о совести, справедливости, об уважении к человеку и обо всем другом, что политический цинизм именует "сентиментальностью", но без чего нельзя жить. [15]
"Строгости" в то время было сколько угодно. Расстреливали за малейшую провинность, а то и без всякой вины, просто так, за компанию, так сказать Нет, это была не та разумная строгость, какая необходима каждому народу и каждому государству. Это была дикая, звериная жестокость. [16]
Ни о каком протесте этому безумию не могло быть и речи. "Мы знаем, сказал на заседании Собора 20-го января 1918 года протоиерей А.А. Хотовицкий. - как жестоко карают насильники, стоящие у власти, - мужестенное слово правды" [17] Особая комиссия Дзержинского в расклеенных по всей столице объявлениях грозила "стереть с лица земли" всех, кто будет выступать "с речами и действиями против советской власти" [18]
Из народа были исключены все, кроме рабочих и крестьян. А ведь ими далеко не исчерпывался состав населения России. Кроме всего прочего, он, чего греха таить, был ограничен качественно.
Классовая принадлежность определялась по лишнему куску хлеба, поэтому таких, как А.В. Карташев, министр исповеданий, член Собора, или А.И. Шингарев и Ф.О. Кокошкин, большевики и за людей не считали Первый томился в заключении в Петропавловской крепости, другие были зверски расстреляны в ночь на 6-ое января кучкой красногвардейцев и матросов в Мариинской больнице, куда они были переведены для лечения из Петропавловской крепости.
Известие об этом зверском самосуде произвело потрясающее впечатление, особенно после расстрела мирной манифестации. Отголоски недовольства и возмущения широких масс трудового народа этими расстрелами дошли до Смольного, произвели впечатление и на правительство народных комиссаров. Ленин немедленно издал приказ о розыске и аресте убийц, совершивших зверскую расправу.
В результате расследования убийства Шингарева и Кокошкина было установлено, что зверский расстрел министров организован не черносотенцами, как хотели представить этот случай некоторые большевистские газеты, а руководителем красногвардейцев Выборгского района Петрограда и несколькими его помощниками. [19]
В свете таких фактов характеристика большевиков, данная Шульгиным в его работе "1920-й год", уже далеко не выглядит, как слепоненавистническая и антисоветская. Она в большой мере обретает реальную основу и правдивость: "Красные - грабители, убийцы, насильники Они бесчеловечны, они жестоки. Для них нет ничего священного. Они отвергли мораль, традиции, заповеди Господни... Они, чтобы жить, должны пить кровь и ненавидеть. И они истребляют "буржуев" сотнями тысяч Они убивают, они пытают. Разве это люди? - Это звери." [20]
Или другая:
"Большевик? - спросил архонт и почесал голову - Что это значит?
- Это значит - хватай всю жратву, что под руки попадет, и воруй, чтобы разбогатеть" Это такая банда, которая бродит по всему миру в последнее время". [21]
Вот в таких условиях встречал верующий русский народ светлый воскресный день Торжества Православия в 1918-ом году.
- В настоящем году Торжество Православия совершается в нашей первопрестольной столице с двумя совершенно исключительными особенностями, сказал в своем слове за Божественной литургией в храме Христа Спасителя в Москве митрополит Антоний - Первая из них заключается в том, что в нынешнем году Торжество Православия впервые справляется не в том храме, где оно справлялось в течение четырех с половиной веков, не в древнем Успенском соборе, а в новом соборном храме Рождества Христова Конечно, храм этот по крайней мере вчетверо вместительнее Успенского, многочисленный собор священнослужителей представляет собою здесь несравненно более величественную картину, чем в тесном старом соборе Но не в этом заключается причина, по которой Торжество Православия перенесено ныне в новый собор; внешние удобства не понудили бы церковную Москву изменить исконный обычай - праздновать Православие пред чудотворными раками великих святых и пред чудотворным ликом Богоматери.
Нет, не по своей воле должны были собраться сегодня пастыри и паства московская в новый собор, а потому, что ее не пускают (подчеркнуто нами - В.С.) в Священный Кремль и в чудотворную древнюю церковь Успения. Дожили мы до таких времен, когда жителям столицы заложен путь к самым дорогим, самым родным их святыням, когда приходится им отыскивать другие места для своих священных собраний, чем в прежние годы...
Церковь Российская впала в такое порабощенное состояние, какого не испытывали наши единоверные племена ни под властью магометан, ни под властью западных еретиков, ни наши предки под игом татар.
Наши церкви подвергаются расстрелам и ограблению, их имущества повсеместно расхищаются; наши школы лишены права учить детей и юношей тому, что Господь назвал единым на потребу, т.е. словесам Своего Евангелия и вообще Закону Божию, наши пастыри и архипастыри изгоняются из церковных домов; наши... училища и академии, воспитывавшие пастырей церковных, совершенно упраздняются. Ни евреи, ни магометане, ни протестанты, не лишены тех прав и имуществ, каких лишен православный люд на Руси...
При виде пробитого бомбой купола Успенского собора, разбитой стены Киево-Печерской Великой церкви, при виде разоренных монастырей и опустошенных причтовых домов, при виде нищенствующих евреев-изгнанникок, их плачущих голодных детей, училищ, с вынесенными из них образами, и прочих ужасов современного развращения, не уместнее было бы и нам взамен торжества ужасаться и тосковать и восклицать с пророком Ю, кто даст главе моей воду и глазам моим источник слез" Я плакал бы день и ночь о пораженных дщерях народа моего" (Иер 9, 1)! [22]