С невозмутимой важностью, высокопарным тоном Свифт прочитал следующее: «Сия простая палка, которую вы ныне видите бесславно валяющейся в нечистом углу, — я знал ее некогда в цветущем состоянии в лесу, полной сока, полной листьев, полной ветвей; но тщетно мнит суетное искусство человека состязаться с природой, тщетно облекает в осиротевший пук ветвей иссякший соками ствол; вот он перед вами, как противоположность того, чем некогда был, древо, обращенное главою долу, ветвями ниц, корнем ввысь.
Каждая грязная судомойка берет его в руки, он обречен на нечистоту и присужден прихотливой игрой судьбы очищать другие предметы, пачкаясь сам. Наконец, до тла истертый в служении дворовыми девками, ой повержен за дверь и предопределен на последнее дело — размешивать дрова в печке. При этом зрелище я воздыхаю и говорю себе: Истинно, человек есть ручка от метлы. Сильным и бодрым ввела его природа в мир; он цвел, главу его украшали собственные власы, естественная листва сего разумного произростания; но топор излишеств отсек сии зеленеющие побеги и обратил его в вянущий ствол; тогда он обратился к помощи своего искусства, надел парик, возгордился пуком напудренных волос, которые никогда не росли на его голове. Когда бы сия палка возомнила выйти на арену, тщестлавясь березовыми лозами, произведенными не ею, и покрытая прахом, хотя бы заимствованным из спальни роскошнейшей жены, мы насмеялись бы над ней и презрели бы ее тщеславие. Так пристрастно судили мы свои достоинства и пороки ближних. Но, скажете вы, ручка метлы не есть ли, может быть, эмблема дерева, стоящего вершиной вниз? Но что такое и сам человек, как не существо, вывороченное вверх ногами, в котором животные свойства постоянно берут верх над духовными, глава влачится в прахе, месте для пят его? И, однако, при всех своих недостатках он стремится быть реформатором, исправителем всех зол, искоренителем всех недугов, он скребет во всех грязных закоулках природы, извлекает на свет множество тайных пороков, воздымает густую пыль там, где прежде ее не было видно, и воспринимает в себя, как должную ему долю, те самые скверноты, которые мнит удалить; последние дни свои он влачит в рабстве у женщин, обыкновенно недостойных, и наконец, истертый до тла, подобно брату своему, голику, извергается за дверь или служит на поддержание огня, греющего других!».
Когда Свифт кончил чтение, лэди Беркли стала расхваливать Бойля. В это время пришли гости, и Свифт вышел, оставив книгу открытой. Графиня, обратившись к гостям, сказала: «А мне доктор сейчас читал «Размышления над ручкой метлы» Бойля.» Гости переглянулись, выразили удивление и сказали, что ничего подобного у Бойля нет.
— Как нет? — воскликнула лэди Беркли, — да книга еще раскрыта на том же месте.
И схватив книгу, она увидела вклеенную рукопись Свифта. Она сперва рассердилась за эту мистификацию, а потом сама смеялась над ней.
Свифт хорошо знал теперь неустойчивость положения доверенного лица при политическом деятеле. Он всеми силами Добивался получения какого-нибудь самостоятельного места и старался использовать влиятельных друзей для получения хорошего прихода.
Ему давали обещания, но ничего определенного для него не делали. Между тем на его горизонте скоплялись тучи. Некий интриган Бэш занял вместо Свифта место секретаря. Свифту пришлось довольствоваться только должностью домового капеллана. Он решил добиваться богатого прихода Дерри, но ему не удалось его получить вследствие происков того же Бэша и епископа Кинга.
Лорд Беркли посоветовал ему обратиться насчет этого места к Бэшу. Негодяй потребовал взятку в тысячу фунтов стерлингов.
Свифту (показалась, Что лорд Беркли также участвует в этой сделке. В негодовании он крикнул, что Бэш и его хозяин — два негодяя и покинул дублинский замок, где он жил у Беркли.
Лэди Беркли, прекрасно относившаяся к Свифту, выступила в качестве посредника между священником и его патроном. Ей удалось их помирить, и вскоре Свифт получил небольшой приход в ирландском селе Ларакор с годовым доходом в триста фунтов стерлингов.
В 1700 г. Свифт переселился в Ларакор.
Свифт любил путешествовать пешком. Как иначе мог познакомиться он с простым народом, с теми обездоленными бедняками, ограбленными английскими властями, которые блуждали по проселочным дорогам Ирландии, сопровождали обозы, тщетно искали работу или попросту просили милостыню?
Он наслушался немало горьких повествований от этих людей во время ночевок в тавернах и на постоялых дворах, во время скромных трапез в сельских кабачках.