Палата лордов, в которой большинство составляли виги, была против этих мер. Между ториями и вигами разгорелась борьба, грозившая чуть ли не гражданской войной.
Были и причины более глубокие, заставлявшие партию ториев бороться с виток им правительством. Вильгельм III затевал военные походы, которым противодействовала масса сельского мелкопоместного дворянства.
При таком критическом положении граф Сэндерланд дал Вильгельму новый совет: —отставить министров вигов и заменить их ториями.
Вильгельм III так и сделал.
До ирландской глуши доходят слухи о тревожном положении в Англии, о борьбе партий.
Свифт заинтересовывается этой борьбой. Ему кажется, что он может сыграть здесь некоторую роль. Он становится на сторону вигов и выступает в их защиту с политическим памфлетом, названным им «О раздорах в Афинах и Риме».
То, что Свифт стал на сторону вигов, английской знати, наиболее влиятельной части нового буржуазно-аристократического общества, является в большей мере случайностью. В самом деле, Свифт не был представителем этой богатой деньгами и феодальными титулами олигархии. Казалось бы, он скорее должен был примкнуть к ториям, к которым принадлежало большинство англиканского духовенства, недовольного возвышением диссентеров.
Но Свифт все же в этот период своей жизни безоговорочно решается поддержать вигов. Это он делает потому, что считает несправедливым выдвинутое против них ториями обвинение и потому, что он видит в лице этих вигов вождей партии и министров, талантливых и деятельных людей, перестраивающих старую феодальную Англию в интересах развития торговли и промышленности.
В своем памфлете Свифт выдвигает вопрос о политическом равновесии в государстве, колебание которого вызывается взаимоотношениями тех или иных партий. Он оперирует историей Греции и Рима, но под масками государственных мужей античности скрываются лики современных Свифту политических деятелей, Он горячо защищает лорда Сомерса, лорда Галифакса, графа Оксфорда, обвиненных в государственных преступлениях. Он сравнивает Сомерса с Аристидом, который оказал услугу своей стране и был все же подвергнут изгнанию, он проводит параллель между Периклом и лордом Галифаксом и между графом Оксфордом и Фемистоклом.
В то суровое время, когда два вражеских лагеря вели непримиримую борьбу, дыша (ненавистью и местью, Свифт из предосторожности выпускает анонимно свой памфлет и выжидает его действия.
Вожди вигов — Сомерс, Галифакс, Годольфин и другие — начинают разыскивать анонимного автора. Ходят слухи, что памфлет написан епископом Бернетом. Но последний публично отрекается от этого авторства, которое может навлечь на него месть со стороны ториев — членов парламента.
Наконец, авторство Свифта разоблачают. С тех пор он часто посещает Лондон, завязывает связи в политических и литературных кругах, сближается с вождями вигов, с современными ему писателями и литераторами.
Мало-помалу как будто начинает сбываться долгожданная мечта Свифта. Он, не имевший ни громких дворянских титулов, ни денег, обладал однако мощным орудием воздействия. Он чувствовал свое превосходство над враждебными общественными элементами благодаря силе ума. Те замечательные способности, которые Свифт чувствовал в себе, могли быть выявлены в острых памфлетах, разящей стрелой иронии и насмешки. Это была пора, когда светская интеллигенция стала приобретать вес, когда людям, стоящим у власти понадобилась сила слова наряду с остротой меча насилия. Свифт хорошо учел момент для своих первых выступлений в качестве памфлетиста. Быть может в значительной мере. Инстинктивно, не отдавая себе отчета в побуждениях, Свифт являлся глашатаем пробуждавшихся масс, желавших выразить свои пожелания, свое негодование или свое сочувствие. Он был от начала и до конца своей деятельности представителем той мелкобуржуазной интеллигенции, которая была еще в массе своей обделена, и не знала на кого ей ориентироваться, потому что по политической своей незрелости, она была далека от возможного контакта с такими же обделенными и обиженными широкими трудовыми массами рабочих, ремесленников и крестьянских бедняков.
Бурные конфликты классов ломали заплесневелые формы жизни. Это отражалось в политике, в литературе, в искусстве. Классицизм XVII века, наименее сильный в Англии, отмирает прежде всего в этой стране, где буржуазия раньше, чем во Франции и в Германии становится у власти. Классицизм XVII века являлся идеологической опорой абсолютизма и дворянства. Когда же пробудившееся буржуазное общество поднялась на гребень волны, возникла потребность в новой литературе, которая бы разила идейные устой старого общества. Новый потребитель не желает знать о подвигах древних героев или о доблестях аристократических предков отмирающего класса. Новому читателю нужна литература, изображающая новое буржуазное общество, его нравы, его добродетели и его стремления. Распущенность придворных аристократов, продажность королевских прихвостней, подхалимство, угодливость, лицемерие, ханжество — подвергается осмеянию. Молодая буржуазная литература Англии принимает прямым, сатирический и морализующий характер. Литература становится орудием классовой борьбы, классового воспитания. Большинство писателей этой буржуазной Англии — Аддисон, Стиль, Дефо не только беллетристы, но и публицисты, философы, проповедники буржуазной морали и добродетели.