Но теперь было слишком поздно. Дело сделано. Отто собирал чемоданы, готовясь идти.
«Лучше бы я умерла», — подумала Сильвия.
— До свидания, Сильвия, — торопливо проговорил Отто, направляясь к двери, — я позвоню тебе.
Она не ответила, сосредоточенно надевая туфли.
— Ты не хочешь попрощаться со мной? — спросил Отто, останавливаясь у двери.
— Нет. Убирайся отсюда, — ответила она, метнув на него яростный взгляд. — И не вздумай вернуться — я ненавижу тебя.
— За что? — пожал он плечами.
— За то, что ты отвратительный человек! Я никогда в жизни не имела дел с таким отвратительным человеком. Наверное, я просто сошла с ума, это все из-за одиночества.
Похоже, он действительно обиделся и, залившись краской, остановился у дверей, переминаясь с ноги на ногу.
— Между прочим, идея принадлежала в равной степени и тебе, — наконец пробормотал Отто.
— Убирайся, — повторила она, поворачиваясь к нему спиной.
Наконец раздался звук открывающейся двери, потом хлопок — дверь закрылась, и он ушел.
«Больше никогда, никогда в жизни», — произнесла Сильвия и направилась в ванную за бутылочкой фенобарбитала: поспешно налила стакан воды, приняла сто пятьдесят миллиграммов и запила их одним большим глотком.
«Напрасно я так вела себя с ним, — неожиданно пронзило ее чувство стыда. — Это нечестно: он ни в чем не виноват, я сама во всем виновата. К чему винить его, если вся беда во мне? Не он, так кто-нибудь другой рано или поздно... Интересно, он еще вернется? Или я выгнала его навсегда?» Сильвия снова почувствовала себя одинокой и несчастной, обреченной на бесконечное блуждание в беспросветной мгле. «На самом деле он был очень мил. Мягок и предусмотрителен. Могло быть гораздо хуже».
Она вышла на кухню, уселась на стол, взяла телефон и набрала номер Джун Хинесси.
— Алле? — откликнулась Джун.
— Угадай, что со мной было, — начала Сильвия.
— Что?
— Постой, я закурю сигарету. — Сильвия закурила, достала пепельницу, поудобнее поставила кресло и приступила к рассказу, снабжая его бесконечными подробностями, некоторые из которых сочинялись тут же.
К ее удивлению, процесс повествования доставил ей такое же удовольствие, как и само происшествие.
А может, даже несколько большее.
Летя над пустыней к своей базе, Отто Цитте вспоминал свидание с миссис Болен и поздравлял себя с успехом: приступ раскаяния и обвинений, происшедший с Сильвией при расставании, он считал совершенно нормальным и пребывал в прекрасном расположении духа.
«Такую реакцию можно было ожидать», — утешал себя Отто.
Он с этим уже сталкивался. Конечно, пора привыкнуть к маленьким уловкам, столь свойственным женскому сознанию: рано или поздно наступал момент, когда им хотелось закрыть глаза на действительность, и они начинали обвинять всех, оказывавшихся рядом.
На самом деле Отто это мало заботило: ничто не могло отнять у него воспоминаний о счастливых мгновениях, которые они разделили.
Что теперь? Перекусить, отдохнуть, побриться, принять душ и переодеться... И еще останется время на коммивояжерскую поездку без всяких побочных намерений, только для чистого бизнеса.
Впереди виднелась рваная гряда горных вершин: скоро он будет на месте.
Ему показалось, что прямо впереди над горами поднимаются клубы отвратительного серого дыма.
Отто испуганно прибавил скорость. Сомнений нет — дым поднимался с его посадочной площадки. «Они обнаружили меня! — со сдерживаемым всхлипом догадался он. — Меня ждут
люди ООН». Но ему ничего не оставалось, как добраться до места и все выяснить.
Внизу виднелись развалины посадочной площадки. Он бесцельно снова и снова кружил над дымящимися руинами, громко и не таясь рыдая. Впрочем, никаких признаков ООН не было видно — ни военных ракет, ни солдат.
Неужели взорвалась челночная ракета?
Отто поспешно посадил вертолет и бросился бегом по дымящейся почве к развалинам, которые еще недавно были его складом.
Достигнув ориентировочной вышки, он заметил, что к ней приколот обрывок картонки: «Арни Копу не нравится, чем ты занимаешься».
Он перечел записку несколько раз, но никак не мог уловить ее смысл. Арни Коп... он как раз собирался к нему отправиться... Арни был лучшим покупателем Норба. Что это значит? Неужели он успел чем-то обидеть Арни? А если нет, то чем еще можно объяснить его гнев? Чем он заслужил его?