Я помню, как проснулась от громкого лая собак и криков взрослых «Пожар!», и как бабушка вывела меня на плоскую крышу крыльца. Тётя Эвелин подняла меня и с высоты второго этажа сбросила с заднего крыльца. Дядя Карл без проблем поймал меня, опустил в снег и велел бежать в ту сторону, куда направлялись остальные. Но мои ноги замёрзли и промокли. Снег казался таким глубоким. Вероятно движимая уютом и любопытством, я попыталась побежать обратно к горящему зданию. Моя тётя схватила и оттащила меня. (Это так показательно для моей жизни. Я всегда бегу на огонь, ничего не боясь).
Моя трёхлетняя кузина Танресса спала в дальнем конце дома и, как тётя ни старалась, она не смогла добраться до неё. Прибыли пожарные и вынесли её из дома. Они делали искусственное дыхание рот-в-рот, но не смогли реанимировать её. Она совсем не пострадала от огня, но наглоталась дыма и умерла. Мамы Танрессы, Бренды, в момент её гибели не было дома; на самом деле, она была в больнице, рожая тем утром здоровую девочку по имени Милдред. Моей маме со своими сёстрами пришлось отправиться в больницу, чтобы сообщить новость о том, что Танресса погибла при пожаре.
В столь юном возрасте я познала эту горько-сладкую сложность жизни, что радость и боль являются двумя сторонами одной монеты.
Собираясь по кусочкам после пожара и ужасной гибели Танрессы, наша семья стала ближе и сильнее. Большую часть выходных мы проводили вместе, и не упускали шанса отпраздновать памятные события жизни вроде дней рождения и окончания учёбы. Мои мама с папой окружили нас вниманием и любовью, чтобы помочь нам справиться с горем. Будучи водителем грузовика, мой отец много времени проводил в дороге, но когда был дома, мы могли отправиться в Милл-Крик Парк или на рыбалку на озеро Эри. Он любил взять нас прокатиться по городу на своём драгоценном «Кадиллаке», чтобы навестить друзей и семью.
Несколько лет спустя мой отец поругался с одним другом из-за украденной тем человеком у моего отца вещи. Спор перерос в драку, моего отца сильно избили и оставили умирать. Его нашли и доставили в больницу, где он протянул ещё две недели, прежде чем умер от ран. Преступника поймали и судили за убийство.
Помню, как я иду на поминки, подхожу к гробу с сестрой и кузиной, и гляжу на тело своего отца.
Кузина сказала: «Он спит».
Я ответила: «Нет, он не проснётся. Мамочка сказала, что теперь он отправился на небеса».
В возрасте семи лет я понимала окончательность смерти, что я больше никогда снова не увижу своего отца.
Моя мать отправилась работать на завод пластмасс, и больше мы её не так часто видели. Она работала с трёх до одиннадцати часов вечера, делала короткий перерыв, а затем работала во вторую смену до семи утра. Она приходила домой помочь нам одеться и отправиться в школу, а затем ложилась спать до следующей своей смены, начинавшейся днём. Мой старший брат Лестер отвечал за то, чтобы накормить нас обедом, помочь с домашним заданием, и приготовить нас ко сну. Чаще всего мы ходили в новый дом бабушки на северной стороне или домой к другим членам нашей огромной семьи. У меня было шесть тётушек и три дяди, две пары бабушек и дедушек и шестьдесят два двоюродных брата и сестры.
Мы все ходили в одну и ту же церковь, «Миссионерскую Баптистскую Церковь Новой Благодати», где составляли половину паствы. «Новая Благодать» была для меня вторым домом, безопасным, счастливым местом с замечательным пастором, преподобным Альбертом Россом-старшим.
Как вы можете себе представить, после смерти моего отца наша семья из пяти человек с единственным минимальным доходом пыталась свести концы с концами, и мы полагались на государственную помощь вроде талонов на еду и Раздел Восемь — программу, по которой правительство субсидировало аренду муниципального жилья.
В наши дни, когда вы получаете правительственную помощь на еду, вам дают карту электронного перевода пособий (EBT)[17]. Но когда я росла, талоны на еду представляли собой настоящие разноцветные талоны различного номинала. Помню, как я описывала круги по торговому залу и пыталась выждать, когда остальные покупатели покинут продуктовый магазин, чтобы те не видели, как я кладу на стойку талоны, чтобы расплатиться. Взгляды были испепеляющими, а позор — настоящим. Насколько я знаю, Соединённые Штаты — единственная страна в мире, создавшая для своих бедных отдельную валюту. Мне это представляется некой формой умышленного посрамления нуждающихся. После смерти моего отца без той помощи нам бы не хватало еды. Это было новой реальностью моей мамы как вдовы, которой надо было растить четверых детей наилучшим образом, каким она умела. Она делала то, что должна была, чтобы выжать максимум из сложной ситуации, в которой мы тогда оказались.
17