Они обсудили, стоит ли позвонить губернатору Терри Маколиффу и предложить федеральную помощь, но решили оставить тактическое реагирование на местном уровне и уровне штата, и не делать это федеральным вопросом. Маколифф объявил чрезвычайное положение, и прибыла полиция штата Вирджиния, но Национальную гвардию не прислали. Решением Белого дома по Шарлотсвиллю было не высовываться и позволить Вирджинии справиться с этим. Маколифф похвалил свои силы, но согласно двум независимым оценкам, местной полицией было сделано много серьёзных ошибок. Они не вмешивались, когда протестующие и контрпротестующие дрались на улицах, и не предпринимали никаких действий по предотвращению стычек. Они осознавали враждебный характер факельного шествия, но ничего не сделали, чтобы остановить его. У них не было централизованного командования, что вызвало замешательство.
По мере того, как всё это разворачивалось по телевизору прямо у меня на глазах, я начала опасаться, что наше неудачное реагирование на события в Шарлотсвилле с точки зрения расовых отношений войдёт в историю как одно из самых мрачных пятен на президентстве Трампа. Оно определяет его неадекватность и неспособность к решению расовых сложностей в этой стране.
Его первой ужасной ошибкой было хранить молчание на протяжении двадцати четырёх часов. Когда пахнет жареным, мир Трампа уходит в тень. Это их modus operandi[152]. Все представители исчезли из эфира. Единственным, пришедшим 13 августа на воскресные новостные шоу был Том Боссерт. В результате люди попробовали навесить на него ярлык защитника Дональда, но он этого не заслуживает. Он был единственным, у кого хватило духу выйти в эфир и выразить сочувствие пострадавшим и обсудить происходящее.
В понедельник 14 августа Дональд сделал осуждающее насилие заявление и сказал: «Расизм — это зло. И совершающие насилие от его имени — преступники и бандиты, включая ККК, неонацистов, сторонников превосходства белой расы и другие группы ненависти, несовместимые со всем, чем мы дорожим как американцы». Он упомянул Хизер Хейер и двоих полицейских штата Вирджиния, погибших в связанном крушением вертолёта. Для многих это заявление было слишком небольшим, слишком запоздалым и звучавшим неискренне.
На вторник 15 августа у Трампа была запланирована пресс-конференция в «Башне Трампа» с целью анонсировать отмену нормативных актов, являвшуюся частью его инфраструктурного законопроекта. Я находилась в Вашингтоне, наблюдая из Белого дома это мероприятие для прессы в прямом эфире по телевизору. Как мне передал кто-то из находившихся там, Трамп был удивлён тем, как много журналистов явились на инфраструктурные обсуждения. Он понятия не имел, какой взрывоопасной за последние четыре дня стала ситуация вокруг Шарлотсвилля. Он не был должным образом проинформирован для пресс-конференции, и когда вышел из лифта в «Башне Трампа», то оказался перед лицом сотен средств массовой информации со всего мира.
Общественный страх был реальным и логичным. Люди по всему миру испытывали глубокий ужас при виде неонацистов, избивающих невинных людей перед церковью, членов Ку-клукс-клана, несущих факелы, ополченцев, размахивающих автоматами на улицах в разрешающей открытое ношение Вирджинии. Эти картины вызывали в нашем коллективном сознании худшие воспоминания о расовых злодеяниях, вытащенном в настоящее постыдном прошлом нашей страны. Мне позвонила одна моя близкая подруга, чтобы сказать: «О, я боюсь за своих детей и своё сообщество». Я понимала, почему она опасается сторонников превосходства белой расы, но она сказала: «Нет, я боюсь твоего босса, Трампа».
Я хотела сказать ей не волноваться, что я была там, направляющие рельсы были на месте. Но вот уже два дня в американском городе в открытую бушевала расовая война. До Шарлотсвилля я не могла позволить себе рассмотреть, насколько всё стало плохо, потому что это бы означало столкнуться с тем, что я всё это время замечала и игнорировала в отношении Трампа. Однако, во время той пресс-конференции моё слепое пятно было разрушено. Я своими собственными глазами увидела, что Трамп понятия не имеет, чем были так расстроены люди. Он просто этого не улавливал. Он потерял связь с реальностью.
Он спустился на лифте в холл «Башни Трампа». Двери открылись, и перед ним была стена прессы. Позади него были шахты лифтов. Ему было некуда идти и ничего не оставалось, кроме как выдать свою заготовленную речь о строительных правилах. Он был под огнём, без возможности бежать, и его раздражало, что всё это ещё не закончилось.
После декламации речи о нормативных актах, представлявшей собой пространное хвастовство на тему того, как великолепны его здания, он ответил на вопросы прессы. Его спросили, почему ему потребовалось так много времени для осуждения неонацистов и сторонников превосходства белой расы. Он ответил, что было важно «успокоиться и расслабиться», и что он ждал, пока не получит всю информацию. Это было дерьмом собачьим. От Тома Боссерта я знала, что у него была вся информация. Он ушёл в тень на двадцать четыре часа, потому что именно так поступают он и мир Трампа, когда сталкиваются со сложными проблемами или кризисами.