Глава 1
Старый «Икарус» скрежетал до последней гайки, в салоне воняло бензином и плесенью. Подпрыгивая на ухабах разбитой дороги, я хватался за облезлый поручень, водила кудряво матерился, выцветшая девица в бикини вместе с елочкой билась о грязное лобовое стекло. Кольнуло в грудь — от футболки откололся старый значок, маленькая звездочка, отлитая когда-то дедом из пули. Прицепил обратно.
— Всё, скоро будем, — кинул через плечо шофер, — вон она, родимая, Зона Отчуждения, мать ее. Слышь, а ты чё забыл-то там?
— Что и все, счастье.
— Не, это понятно, за другим сюда не топают. Да счастье-то у всех разное. Кому бабла, кому бабу с пятым размером, кому огород на Мальдивах, — судя по масляной улыбке, водила не отказался бы от всего сразу. — Ты чего хочешь?
— Домой хочу, — отвечал я. — Чтоб мать с отцом живы были, сестра, и чтоб не стреляли.
Водила покосился и в который раз осмотрел меня.
— Военный? А я думал так, для форсу камуфляж натянул... Да мне все равно. Я, может, тебя и не увижу больше. Видишь, сколько народу в последнее время? Тебя и везу, а раньше полон автобус собирал, веришь? Теперь все боятся. Аномалия новая завелась, говорят. Вот слушай, идет мужик — раз и нет! Потом — оп! — стоит, как в телеке помехами пойдет и опять исчезнет. Дальше повертит так день, а то и недельку, да, глядишь, выплюнет. Доходягу совсем, смотреть страшно. Облученные, заживо на глазах догорают, но, главное, все лыбятся и твердят, как обкуренные про счастье, — он резко крутанул обмотанный цветастой проволокой руль. — Сам я, конечно, не видал, но мужики рассказывали. Так что осторожней, и главное помни: не удивляйся, не бойся, не отрицай. Иначе там нельзя, кукушка съедет. Лютует Зона, лютует…
Я сунул руки в подмышки и прислонился лбом к стылому стеклу — унылое однообразие осени с бесконечной полосой леса нагоняло тоску и сон.
Грязно-рыжее пятно автобуса потерялось в белесом тумане. Погода стояла скверная, промозглая, позднеоктябрьское небо сочилось изморосью, всюду грязь и жухлая листва. Натянув капюшон, я зашагал по вскрытой асфальтовой дороге — там, за колючей проволокой со сбитой сотни раз и приколоченной вновь табличкой начиналась Зона. Я остановился перекурить под навесом у турников — когда-то здесь, наверное, была школа или стадион, теперь разруха.
... Бертон рассказывал о полете над Солярисом и встрече с огромным ребенком, и я, занятый его отчетом, даже не заметил, что рядом, на вкопанной шине пристроился парнишка. Он дружелюбно кивнул и что-то сказал. Я выдернул наушники.
— Говорю, курить — здоровью вредить! — повторил мальчишка, кивнув на «Беломор». Лет десяти, одет скромно, в болоньевой курточке, кедах с грязным резиновым мысом, на голове шапка-петушок с надписью «СПОРТ СССР», за спиной – желтый портфель, с таким я еще школьником ходил. Словом, нелепый нафталиновый ребенок, но забавный. Из самоселов, видать.
— Странные у вас наушники, маленькие такие. Заграничные, небось? — деловито прищурил он серые глаза. — Что у вас там, песни?
— Аудиокнигу слушаю, полезнее песен.
— А как вы слушаете книги? — по недоуменной мордочке я понял, что случай запущенный. Шапка-петушок, СПОРТ СССР, что поделать... Пришлось просвещать.
— Кто-то читает, его записывают, а потом другие слушают. Понимаешь?
— Радиоспектакль что ль? — выдал мальчишка. Я отмахнулся, пусть будет радиоспектакль. — И о чем он?
— «Солярис», Лем. Фантастика. Планета, где всю поверхность покрывает живой океан. И он не может понять людей, старается и не может, а люди не могут понять его. Как мы с тобой, — усмехнулся я, но мальчишка протянул многозначительно: «Думаете?», по-роденовски приставил руку к подбородку и погрузился в серьезнейшие размышления.
— Тебя как звать-то, мыслитель? — дернул я за кисточку на шапке.
— А вас? — точно сова, он резко повернул голову. Радужка глаз растеклась ртутью, сам ребенок подернулся, зашуршал, как картинка при слабом сигнале. Все вокруг завертелось, сжалось, опять разомкнулось, точно кто-то игрался с пространством, уши полоснул высокочастотный писк. Сквозь него пробились радиопомехи искореженных голосов:
— Ты кто? Э, куда?!.. Пошел!.. Давай оттуда!.. Где он?..
Мальчишка беспокойно оглядывал меня самыми обычными глазами, да и вокруг было как прежде мертво – деревья, турники, разруха. Я заверил, что все хорошо, просто голова закружилась от чистого воздуха.
— Да, у нас лучше, чем где-то еще, — не понял он шутки и расплылся в улыбке. — Нас пока не так много, как во всем мире, но люди возвращаются, и когда-нибудь все будет совсем хорошо. А я живу там, далеко, сюда прихожу посмотреть на других людей, они высаживаются за тем магазином, у остановки. Обычно, группами, а вы один. Они странные и неживые, на все наводят прямоугольники, тыкают в него пальцами и, кажется, боятся. А у тех, кто боится, нет будущего. Вот вы не боитесь, я вижу, кто не боится. Такие люди нужны здесь.