Начинающие ученики успели завершить изготовление крошечных заводных животных в последний момент.
– Какой зверь получился у тебя? – обратился профессор Аэрис к Вапору, подняв кустистую лохматую бровь.
Мальчик взволнованно улыбнулся, сдул падающую на лоб прядь русых волос и поднял на вытянутых руках сконструированное им механическое животное.
– Лев! – провозгласил он.
– Значит, ты лев, – с улыбкой сказал профессор.
Вапор потянул за пружину и завёл механизм. Миниатюрный механический лев медленно поплёлся по деревянной поверхности стола, сопровождая свои движения рёвом и выпуская из пасти пар.
– Почему же ты лев? – спросил Аэрис, опёршись локтями на стол. Он с любопытством смотрел в глаза мальчика.
– Я такой же смелый, как лев, – ответил Вапор. – И хочу повидать всё на свете: песчаные дюны, тундру, джунгли… – с воодушевлением начал перечислять он, параллельно следя, как заводной лев продолжает движение, постепенно замедляясь. Завод пружины кончился, и лев остановился на полпути.
Затем профессор повернулся к Орке:
– А кого же сделала ты?
Орка решила поступить так же, как её одноклассник, и подняла игрушечного зверька на вытянутых руках так высоко, как только могла.
– Медведя! – гордо выкрикнула девочка.
– Почему же ты медведь? – спросил Аэрис, нетерпеливо постукивая пальцами по краю стола.
Девочка сосредоточенно завела пружину и поставила мини-медвежонка на стол. Игрушка, качаясь, начала двигаться в сторону заводного льва Вапора.
– Почему я выбрала медведя? – задумчиво переспросила девочка и дождалась, пока медведь не заключил льва в объятия и не выпустил немного пара из ушей. – Потому что я обнимаюсь, как медведь! – хихикнула девочка и обняла сидящего рядом Вапора. Она сжимала мальчика в объятиях изо всех сил.
Смущённый Вапор заморгал большими чёрными глазами, но его щёки раскраснелись от удовольствия.
Профессор рассмеялся.
– Значит, лев и медведь.
Аэрис изучал детали механических животных сквозь увеличительное стекло и кончиками пальцев ощупывал их металлические бока, шероховатые углы и крошечные заклёпки. Эти юные ученики не просто были лучшими на курсе, в них также было нечто особенное, отличавшее их от всех остальных.
– Восхитительная работа! – довольно воскликнул учитель и аккуратно поставил заводные игрушки рядышком на подоконник. – Мне кажется, это достойное место для них – место почёта, – задумчиво добавил Заводной Суфлёр. – Словно им всегда нужно держаться друг друга.
Глава 2
Грандиозная авантюра профессора Аэриса
ОДЕТЫЙ В ШЛЯПУ-ЦИЛИНДР ЗАВОДНОЙ СУФЛЁР стал замечать, что страстно тоскует по загадочному свечению газовых уличных фонарей.
Только тогда, когда война лишила метрополию света, стало понятно, насколько тёмным местом являлся мир. Хотя в период белых ночей в этих северных широтах солнце скрывалось ненадолго.
Квадратный рюкзак, своим видом напоминающий какой-то прибор, болтался на спине профессора Аэриса, когда он спешно проходил, пытаясь оставаться максимально незамеченным, мимо больших каменных домов с мансардными крышами. Булыжная мостовая была влажной от выпавшей росы. Из-за комендантского часа мощёные улицы стояли пустынны. Они были усеяны сброшенными с дирижаблей листовками, предупреждающими об опасности заражения чумой Фуриоза.
Из-за войны стены были защищены мешками с песком, несмотря на то что здания по своему строению и так напоминали маленькие крепости. Казалось, что эркерные окна, покрытые клейкой бумагой и затемняющими шторами, смотрели на всё и на всех с осуждением.
Работа по проектированию нового оружия сделала Заводного Суфлёра великим героем войны в Медном городе. Несмотря на своё исследование, посвящённое чуме Фуриоза, профессор Аэрис никогда не задумывался о том, что сам может умереть от чумы. Однако его заболевание отнюдь не вызвало удивления. Профессор так долго пытался найти панацею от дрянной болезни, что в конечном итоге заразился сам.
Один из домов был помечен буквой Х, свидетельствующей о том, что в этом доме есть заражённый. Аэрис мельком увидел фигуру в окне нижнего этажа. За стеклом на него смотрел искалеченный Фуриозой дрожащий старик, за почерневшими губами которого виднелся беззубый рот. Мёртвая, свисающая кожа мумифицированного лица была испещрена синеватыми фурункулами. Жизнь старика, казалось, висит на тонкой ниточке, протянутой от мира живых к миру мёртвых.