Ее начальник — управляющий местной почты, будучи весьма раздражен, позвонил в полковой штаб и сказал, что одна из его девушек пропала. Он добавил, что последний раз ее видели с офицером нашего пехотного полка. К счастью, командир полка был в отъезде, и я надеялся, что все это дело порастет травой до его возвращения. Конечно, в такой фермерской земле, как Мекленбург, где есть трава, есть и коровы, и одна как раз объявилась, как трава начала расти….
В этом маленьком городке было известно, что майор, принявший командование в отсутствие полковника, сам был не без греха, так что вздрючка, устроенная им мне, больше касалась моей глупости, нежели моего морального облика. Он не стал особо раздувать дело, но сообщил все детали полковнику Невигеру, когда тот вернулся. Я должен был доложить командиру полка!
В глазах полковника я был мерзавцем, бабником, соблазнившим самую симпатичную девушку в городе. Хотя я его уверял, что все было безобидно, и почти все офицеры штаба видели, что действительно красавица была ужасно пьяна, старик не верил мне, и — как я должен сегодня признать — со своей точки зрения, он был прав.
Девушка из почтового отделения была немедленно переведена в Шверин, что как минимум внешне уладило вопрос для ее начальника и для моего полковника. Незадолго до конца войны я встретил ее еще раз. Она вышла замуж за врача, который был на Курляндском фронте. Я мог только пожелать ей от всего сердца увидеть его снова в добром здравии.
За месяцы до этого инцидента прошел слух, что меня рекомендовали повысить в звании. Готовясь к этому, я заказал пару офицерских кавалерийских сапог и штанов для верховой езды. Однажды утром меня разбудил мой командир словами: «Доброе утро, лейтенант!» Мое непростое прошлое не позволило мне сразу получить звание обер-лейтенанта, что, учитывая мой срок службы, должно было произойти еще в 1935 году. Согласно этому я был самым старослужащим лейтенантом во всей армии!
За завтраком в своей обычной манере полковник Невигер заметил: «Вы выглядите столь нелепо!» Уголком глаза я заметил, что он тщательно наблюдал, стараясь увидеть, не царапал ли я тарелку своей вилкой или ел горох с ножа! Командир полка и его адъютант, между прочим, в соответствии с их званием, размещались в изящной вилле баронессы Фосс. Она родилась в Америке и годы спустя очень любезно помогла моей первой жене и восьмилетней дочери, когда они бежали из Восточной Пруссии.
Конечно, месяцы после развертывания новой 332-й пехотной дивизии мы упорно работали, чтобы закончить обучение наших солдат, офицеров и унтеров. Там я заметил, что наш командир полка отрицательно относится к национал-социалистическому режиму. Вскоре после французской кампании Геббельс публично объявил Гитлера «Grössten Feldherrn aller Zeiten» («Величайшим командующим всех времен»), что в просторечии стало сокращаться до «Gröfaz». Однажды вечером, когда мы обсуждали этот вопрос в нашем временном зале, полковник Невигер сказал со своим сильным берлинским акцентом: «Величайший командующий всех времен? Ну я не знаю. Этому надо учиться», — намекая, что военное образование Гитлера оставляло желать лучшего.
Я еще раз заметил его вольное отношение к партийным протоколам во время штабных учений, в которых принимал участие весь офицерский состав нашей недавно развернутой дивизии и которыми командовал наш полковник. На этом учении командир полка должен был сообщить командующему генералу, что весь офицерский состав присутствовал. Согласно инструкциям, так как полковник не носил фуражку, то он должен был отдать генералу «немецкое приветствие»[8]. И все же полковник Невигер ограничился простым поклоном.
То ли нехватка политического энтузиазма полковника раздражила генерала, или это была просто расплата за его едкий стиль, но во время учений наш полковник получил удар в свою ахиллесову пяту! Когда он неточно процитировал некоторые выдержки из «Святого Писания» искусства командования из HDV 300/1, Die Truppenfuhrung (руководство оперативной доктрины), он был снисходительно поправлен генералом. Полковник Невигер покраснел, как девственница после непристойного предложения.
8
«Немецкое приветствие» представляло собой поднятие правой руки под углом примерно в 45 градусов с распрямленной ладонью.