— Ты выглядишь получше, — приветствовал он меня сдержанной похвалой.
— Я прекрасно себя чувствую, Гарри, — уверенно ответил я, слегка покривив душой. Каждый день я проплывал две мили в домашнем бассейне, и под моей израненной кожей нарастали мышцы, но в любой момент меня могла подвести нога из-за слабости и внезапной потери чувствительности. Только вчера, возвращаясь с почты, я беспомощно растянулся на тротуаре. То нога слушалась меня хорошо, а то вдруг, без всякой видимой причины, начинала хромать. Но я не поддавался панике: не дай Бог убедить себя, что я еще недостаточно окреп, чтобы плыть через океан. — Судя по твоему фантастическому наряду, ты не при исполнении?
Эббот потрогал свою брюки.
— А разве они тебе не нравятся, Ник?
— Они просто ужасны.
— Это американские брюки для игроков в гольф, — произнес он с чувством ущемленной гордости. — Совершенно не стесняют движений. Смотри, как они свободны между ног. Хочешь лимонада, Ник? А может, бутылочку вишневой шипучки, а?
— Пинту самого лучшего, Гарри.
Он с превеликой осторожностью принес две кружки пива и поставил их на наш стол. Было около шести часов вечера, но паб выглядел довольно пустынно. Не скажешь, что через несколько недель сюда ринутся толпы туристов и заполнят все забегаловки на реке. Эббот сделал несколько больших глотков и громко выдохнул от удовольствия:
— Ну что, уже с медалью, а?
— Да, спасибо тебе.
В ответ Гарри дружески помахал зажигалкой.
— А что ты думаешь о буре сейчас?
— Он хороший моряк, — равнодушно произнес я.
— Как и Синяя Борода. — Эббот закурил. — Что-то я в последнее время не вижу Беннистера.
— Он со своей подружкой на Капри. У них отпуск.
— Интересно, почему он перестал проводить отпуск в Америке? — произнес Гарри с выражением озабоченной невинности на лице. Затем покачал головой. — А я? Я провел целую неделю в этом дурацком Фринтоне у золовки. А кто его подружка?
— Ее зовут Анжела Уэстмакот. Она продюсер его программы.
— Это, что ли, та костлявая блондинка?
— Точно.
— Чем-то напоминает твою бывшую жену, такая же тощая. Кстати, как там она?
— Вся в борьбе.
— Никогда не понимал мужчин, которым нравятся худые женщины. — Эббот отхлебнул из кружки. — Как-то я ловил одного типа, убившего совершенно незнакомого человека. Его попросила об этом жена убитого, и он хватил того по голове кочергой. Грязное дело. Она обещала спрятать его, вот он и согласился. А баба была костлявой, как ощипанный цыпленок. И ты знаешь, что он сказал на следствии?
— Нет.
— Он заявил, что это был его единственный шанс лечь в постель с хорошенькой женщиной! Она была такой же хорошенькой, как зубочистка. Но самое главное — она ему так и не дала. Он уже обхаживал ее, распустив слюни, а та ему — шиш. — И Эббот печально уставился на другой берег. — Знаешь, это было почти идеальное убийство. Нанять незнакомца, чтобы убрать своего милого.
Легкий нажим на слова «идеальное убийство» словно бы намекал на то, что Гарри пришел сюда не только ради желания утолить жажду. А вторым намеком служил его вроде бы незначительный интерес к проблеме отпусков.
— Идеальное убийство, — подсказал я.
— Я уже выпил свое пиво, Ник. Теперь твоя очередь.
Я послушно принес еще две кружки.
— Дело в том, Ник, что под идеальным убийством подразумевается, что даже мы никогда не узнаем, как оно произошло. Но официально никакого идеального убийства не существует. Так что, Ник, если ты услышишь о таком, не верь этому.
Комментарий был достаточно ясным.
— Ты хочешь сказать, — уточнил я, — что это был всего лишь несчастный случай?
— Несчастный случай? — невинно спросил Эббот.
— С Надежной Беннистер.
— Ник, ведь меня там не было. — Гарри был чрезвычайно доволен собой. Я получил сообщение, правда, не был уверен, какое и зачем. Эббот с презрением посмотрел на меня: — Ходят слухи, что кто-то пытается лишить Беннистера шансов выиграть в Сен-Пьере.
— Да, я слышал.
— А ты слышал, что случилось два дня назад в акватории?
— Ну да. Ночью кто-то обрезал швартовы на «Уайлдтреке». Как раз был прилив, и если бы не приезжий яхтсмен-француз, то катер Беннистера унесло бы в море. Мульдер со своей командой дрыхли на барже, которую притащили с моего причала. Вопли француза их разбудили как раз вовремя. Все закончилось благополучно, и все можно было бы вполне списать на случайность, если бы не перерезанный перлинь. Еще одна попытка саботажа.
— Но довольно неуклюжая, — заметил Эббот, — очень неуклюжая. Представь: если ты хочешь помешать кому-то выиграть гонки в Сен-Пьере, ты что, станешь сейчас сбивать мачту на его судне? Или резать перлини? Почему бы не подождать до самих гонок?
— А что, кто-то в самом деле хочет помешать Беннистеру выиграть в Сен-Пьере?
Эббот просто не обратил внимания на мой вопрос.
— Мне кажется, детишки перелезли через ограду и перерезали швартовы.
— А мачту тоже испортили детишки? — поинтересовался я. — Я видел стяжную муфту — это был явный саботаж.
— Муфту, — веско сказал Гарри, — испортил кто-то из членов команды, чтобы получить недельный отпуск.
Это было вполне возможно. Конечно, если Мелисса права и Кассули хочет не допустить победу Беннистера в гонках, то оба случая представляются чересчур незначительными, особенно если учесть всем известное богатство Кассули.
— Ты ведешь дознание? — спросил я.
— Да что ты, конечно нет! Я совсем не хочу связываться с этим. К тому же, разве я не сказал тебе, что меня отстранили от криминальных дел?
— Чем же ты занимаешься, Гарри?
— Да так, всякой всячиной, — ответил он скучным голосом.
Я был в смущении, Эббот постоянно ходил вокруг да около и всегда исчезал, так и не сказав ничего конкретного. Если мне что-то и сообщалось, то таким кружным путем, что хоть плачь. А если потребовать разъяснений, Гарри тут же заявит, что просто болтал языком.
— Виделся со своим стариком? — спросил он.
— Я был слишком занят.
— Ну да, с Джимми Николсом.
— Джимми помогал мне ремонтировать яхту.
— Ну и как он?
— Кашель мучает.
— Бедный старикан, недолго ему осталось. Конечно, разве можно столько курить! — Эббот заколебался, не выбросить ли ему свою сигарету, но передумал и выпустил клуб дыма в мою сторону. — Ник, а когда будет банкет?
Имелся в виду банкет, который состоится у Беннистера в начале лета. Это будет не просто банкет, а собрание, на котором Беннистер официально заявит о своем участии в Сен-Пьере. Неважно, что он уже сообщил об этом на весь мир с экрана телевизора, все равно он сделает это еще раз, чтобы напечатали все газеты и журналы по парусному спорту.
— Я слышал, — продолжал Эббот, — что на этом банкете Беннистер представит свою команду?
— Я знаю, Гарри.
— Я просто надеюсь, Ник, что ты в ней не окажешься.
Теперь он говорил без обиняков.
— Да я и не собирался, — ответил я.
— Понимаешь, говорят, что Беннистер сделал тебе такое предложение.
Я рассказал об этом только Джимми, а это все равно, что напечатать новости на первой странице местной газеты.
— Да, он действительно предлагал, — согласился я, — но я отказался, и с тех пор речь об этом не заходила.
— Как ты думаешь, вы еще вернетесь к этой теме? Я пожал плечами:
— Может быть.
— Тогда продолжай стоять на своем.
Я допил пиво и откинулся на спинку стула.
— Но почему, Гарри?
— Почему? Да потому, Ник, что я действительно люблю тебя. В память о твоем отце, понял? А еще потому, что ты так по-дурацки получил этот орден. Я бы не хотел, чтобы из тебя сделали приманку для акул. А яхта Беннистера, как бы это сказать... — он помолчал, — несчастливая.
— Да, несчастливая, — кивнул я и подумал, не является ли определенный акцент на этом слове еще одним намеком. — Ты хочешь внушить мне, что кто-то пойдет на все, чтобы остановить Беннистера?
— Разрази меня гром, если я знаю, Ник! Может, он просто параноик. Это чертово телевидение кого угодно сведет с ума. — Он опрокинул свою кружку. — Я знаю, Ник, что ты с удовольствием угостил бы меня еще кружечкой, но жена сегодня приготовила требуху и свиные ножки, так что мне пора. Запомни, что я сказал тебе.