— Стало быть, интересом к нему и объясняется то обстоятельство, что вы поехали в Германию, дабы изучить его прошлое, так?
— Я не ездил в Германию.
— А во Францию? В его паспорте указано, что он жил там, прежде чем перебраться в Соединенные Штаты.
— Мы не сочли такие поездки необходимыми. Попросили Интерпол проверить его прошлое, оно оказалось чистым.
— Что такое Интерпол?
— Так называется Международная организация уголовной полиции. Она осуществляет связь между полицейскими службами более чем ста стран.
— Вы не связывались напрямую с полицией Парижа, в котором Рильц жил пять лет назад?
— Нет. Для выяснения его прошлого мы использовали наши контакты в Интерполе.
— Интерпол проверил, не числятся ли за ним аресты по уголовным обвинениям, так?
— Да, в числе прочего. Хотя к чему это прочее сводится, я представляю себе довольно смутно.
— Если мистер Рильц работал на парижскую полицию как осведомитель в делах, связанных с наркотиками, Интерпол предоставил бы вам сведения об этом?
— Я не знаю.
— Органы охраны правопорядка, как правило, очень неохотно раскрывают имена своих тайных осведомителей, не так ли?
— Так. Это может поставить осведомителя в опасное положение.
— То есть быть осведомителем полиции, расследующей уголовное дело, опасно?
— В определенных случаях — да.
— Вам когда-нибудь приходилось расследовать убийство такого тайного осведомителя, детектив?
Голанц встал и попросил предоставить ему возможность провести короткое совещание между сторонами процесса и судьей. Судья поманил нас к себе, мы подошли.
— Мистер Голанц? — произнес он.
— Судья, в представленных нам мистером Хэллером материалах нет даже намека на то, о чем он сейчас расспрашивает свидетеля.
Судья подъехал вместе с креслом ко мне:
— Мистер Хэллер?
— Судья, следствие было проведено небрежно, поэтому…
— Оставьте эти разговоры для присяжных. Что у вас есть?
Я вынул из папки и положил перед ним компьютерную распечатку — так, чтобы Голанц видел ее вверх ногами:
— Это статья, четыре с половиной года назад напечатанная в «Ле Паризьен». Иоганн Рильц назван в ней свидетелем обвинения при разбирательстве крупного дела о торговле наркотиками. Управление уголовной полиции использовало его для покупки наркотиков и проникновения в сеть наркоторговцев. А следствие даже не…
— Статья написана по-французски, мистер Хэллер. У вас имеется ее перевод?
— Извините, ваша честь. — Я положил перед ним второй листок.
Голанц, изогнув шею, попытался прочесть его.
— Откуда вы знаете, что речь идет о том же самом Иоганне Рильце? Это же не официальный документ.
Я выложил последний листок:
— Это фотокопия одной из страниц паспорта Рильца, я взял ее из материалов, представленных мне обвинением. Она показывает, что Рильц уехал из Франции в Соединенные Штаты через месяц после этой истории. Вдобавок к этому в статье правильно указан его возраст и сказано, что он закупал для копов наркотики, пользуясь своим положением декоратора интерьеров. Это определенно он, ваша честь. И очень многие люди оказались из-за него в тамошних тюрьмах.
Голанц горестно покачал головой.
— Это нарушение правил предоставления материалов другой стороне. Вы не имели права скрывать эти документы, а потом без всякого предупреждения вываливать их на голову обвинения.
— Ваша честь, если кто-то и скрывал что-то, так именно прокуратура. Я полагаю, что ее свидетель обладал этими сведениями, но утаил их.
— Это серьезное обвинение, мистер Хэллер, — нараспев произнес судья.
— Судья, в мои руки эта информация попала совершенно случайно. В воскресенье я обратил внимание на то, что мой детектив, пользуясь компьютером, который достался мне вместе с практикой в наследство от Винсента, прогоняет все связанные с этим делом имена через интернетовскую поисковую систему. Поиск проводился только на английском. А поскольку я видел в материалах обвинения фотокопию паспорта Рильца, я расширил поиск до французского и немецкого языков и через две минуты получил эту статью. Мне трудно поверить, что в управлении шерифа, прокуратуре и Интерполе нет ни одного человека, который не знал бы о ее содержании. Так что пострадавшей стороной, судья, чувствует себя как раз защита.
Я не поверил своим глазам. Тем не менее судья повернулся к обвинителю и прищурился. Впервые за весь процесс. Я немного отступил вправо, чтобы дать большей части присяжных возможность полюбоваться этим зрелищем.