— Да, правильно.
— Когда вы убрали оружие в кобуру?
— После того как обыскали и опечатали дом.
— Хорошо. Пока вы делали это, мистер Эллиот был с вами?
— Да. Он же должен был показать нам, где лежат тела.
— Он уже находился под арестом?
— Нет, не находился. Он показал нам все по собственной воле.
— Но ведь вы надели на него наручники, разве нет?
Харбер поколебался вторично. Он не понимал, к чему я клоню.
— Мистер Эллиот добровольно согласился, чтобы на него надели наручники. Мы объяснили, что не арестовываем его, но так будет лучше и для его, и для нашей безопасности, пока мы будем обыскивать дом.
— Его руки были скованы сзади или спереди?
— Сзади, таковы правила.
— Я знаю, в полиции вы служите не так давно, и все же как часто вам случалось надевать наручники на человека, который еще не был официально арестован?
— Иногда это случается. Я не помню, сколько раз мы так делали.
— Ну хорошо, согласно показаниям вашего напарника и вашим собственным, мистер Эллиот трижды заявил вам, что не несет ответственности за совершенные в том доме убийства. Правильно?
— Правильно.
— Он говорил это, когда вы были внутри дома или снаружи?
— Внутри, когда мы поднимались в спальню.
— То есть получается, что он сделал предположительно ничем не спровоцированные заявления о своей невиновности, когда руки его были скованы за спиной, а вы и ваш напарник держали оружие на изготовку. Так?
Третье колебание.
— Да, наверное, так.
— Ладно, и что же произошло после того, как вы и ваш напарник убедились, что в доме никого нет?
— Мы вывели мистера Эллиота наружу, опечатали дом, позвонили детективам и сообщили об убийствах.
— Хорошо. Теперь скажите, помощник Харбер, вы сняли с мистера Эллиота наручники? Ведь он же не был арестован.
— Нет, сэр. Правила запрещают сажать подозреваемого на заднее сиденье служебной машины, если на нем нет наручников.
— Ладно, и сколько же времени провел он на заднем сиденье вашей машины?
— Полчаса примерно, пока не приехали детективы из убойного отдела.
— А что произошло, когда приехали детективы?
— Сначала они осмотрели дом. Потом вышли и забрали у нас задержанного, мистера Эллиота. Я имею в виду, забрали его из машины.
— То есть к этому времени он уже был задержанным?
— Нет. Я оговорился. Он добровольно согласился дожидаться детективов.
— Вы хотите сказать, что он добровольно согласился посидеть в наручниках на заднем сиденье полицейской машины?
— Да.
— Так когда же наконец с мистера Эллиота сняли наручники?
— Когда детективы вывели его из машины.
— Хорошо. — Я кивнул, сделав вид, что уже закончил, перелистал несколько страниц своего блокнота. — Да, и последнее. Согласно регистрационному журналу диспетчера, первый звонок на девять-один-один поступил в час ноль пять. Девятнадцать минут спустя мистеру Эллиоту пришлось позвонить туда еще раз, и через четыре минуты после этого к нему приехали вы и ваш напарник. — Я поднял взгляд на Харбера. — Помощник, почему вам потребовалось столько времени, чтобы отреагировать на приоритетный, по всей видимости, вызов?
— Участок Малибу очень велик. Нам пришлось пересекать горы, потому что мы ездили по другому вызову.
— А разве поблизости от дома не было другой патрульной машины?
— Мы с напарником ездим в машине «альфа». Отвечать на приоритетные вызовы — это наша задача, и мы приняли этот вызов, как только он поступил.
— Хорошо, помощник. Больше у меня вопросов нет.
Судья объявил послеполуденный перерыв. Едва присяжные покинули зал, я услышал, как кто-то шепотом окликает меня по имени. Я обернулся и увидел Лорну, которая указывала пальцем в конец зала. Там, в заднем ряду, сидели Хэйли и ее мать. Дочь помахала мне рукой, и я улыбнулся в ответ.
Глава двенадцатая
Мы встретились в коридоре возле зала суда. Хэйли обняла меня, повергнув этим в полное смятение. Я отыскал пустующую деревянную скамью, мы присели. Я спросил:
— Давно вы здесь? Я вас не заметил.
— К сожалению, недавно, — ответила Мэгги. — Последним уроком у нее была физкультура, вот я и решила забрать ее из школы пораньше. Но большую часть твоего перекрестного допроса мы видели.
Я перевел взгляд с Мэгги на сидевшую между нами дочь. Она очень походила на мать: темные волосы и глаза, кожа, которая сохраняла загар чуть ли не до середины зимы.
— Что скажешь, Хэй?
— Мм, мне было очень интересно. Ты задал ему столько вопросов. Он выглядел так, точно того и гляди взорвется.
— Не беспокойся, он это переживет.
Я взглянул поверх ее головы на свою бывшую жену и благодарно кивнул ей. Она смогла на время забыть все, за что была зла на меня, и подумать прежде всего о нашей дочери.
— Тебе придется вернуться туда? — спросила Хэйли.
— Да. Это всего лишь небольшой перерыв, чтобы люди могли выпить кофе, заглянуть в уборную. Сегодня будет еще одно заседание.
Она повела головой в сторону зала. На нас уже начинали поглядывать.
— Папа, а этот человек убил кого-то?
— Видишь ли, милая, мы ничего пока не знаем. Его обвинили в убийстве, и многие думают, что справедливо. Однако до сих пор ничего не доказано. Помнишь, я тебе объяснял?
— Помню.
— Это ваша семья, Мик?
Я оглянулся через плечо и замер. Уолтер Эллиот тепло улыбался всем нам, ожидая, когда его представят.
— Э-э-э, привет, Уолтер. Это моя дочь, Хэйли, а это ее мама, Мэгги Макферсон.
— Здравствуйте, — сказала Хэйли.
Мэгги только кивнула, ей явно было не по себе. И тут Уолтер совершил ошибку — протянул ей руку. Мэгги быстро и коротко пожала ее. Когда же он повернулся к Хэйли, Мэгги вскочила на ноги и сдернула дочь со скамьи:
— Хэйли, давай-ка сбегаем в уборную, пока суд не начался.
Она торопливо увела Хэйли, Уолтер смотрел им вслед. Я встал:
— Извините, Уолтер, моя бывшая жена — сотрудник окружной прокуратуры.
Брови его удивленно приподнялись.
— Ну, тогда понятно, почему она — бывшая.
Я сказал ему, чтобы он вернулся в зал суда, а сам направился к уборным. Мэгги и Хэйли как раз выходили из женской.
— Мы решили ехать домой, — сказала Мэгги. — У нее много уроков, и думаю, на сегодня она видела достаточно.
Я мог бы поспорить с этим, но не стал.
— Хорошо. Спасибо, что пришла, Хэйли. Для меня это много значит.
— Угу.
Я наклонился, поцеловал ее в макушку, прижал к себе и повернулся к Мэгги:
— Спасибо, что привела ее.
Мэгги кивнула:
— Не знаю, так ли уж важно для тебя мое мнение, но, по-моему, справляешься ты пока хорошо.
— Очень важно. Спасибо.
Она пожала плечами, коротко улыбнулась. Это было приятно.
Я смотрел, как они идут к лифтам, сознавая, что дом, в который они возвращаются, не мой дом, и пытался понять, как я умудрился превратить свою жизнь в такое дерьмо.
Дочь оглянулась:
— Увидимся в среду. Блинчики!
Она улыбалась мне, пока открывались двери лифта. И моя бывшая жена тоже мне улыбалась. Я наставил на нее палец:
— И ты приходи.
Мэгги кивнула:
— Там видно будет.
При слушании любого дела об убийстве главным свидетелем становится тот, кто возглавлял его расследование. Поскольку живых потерпевших, которые могли бы рассказать присяжным, как все произошло, не существует, главе следственной группы приходится говорить от имени мертвых. Он сводит воедино все факты, делает их простыми и убедительными. Его задача — «продать» дело присяжным, а при любой сделке подобного рода многое зависит не только от того, хорош ли товар, но и от того, хорош ли продавец.
По окончании перерыва Голанц вызвал на свидетельское место главного следователя. Ход был мастерский, свидетельствовавший об умелом планировании. Теперь Джон Киндер будет занимать сцену до тех пор, пока присяжные не разойдутся по домам, унося с собой все сказанное им, чтобы поразмыслить над этим за ужином и в течение вечера.