Лос-Анджелес принадлежит к числу городов, жители которых происходят родом откуда-то еще. Людей влечет сюда мечта — или попытка сбежать от кошмара. Говоря фигурально, буквально, метафорически, каждый, кто живет в Лос-Анджелесе, держит наготове упакованный чемодан. Просто на всякий случай.
Я закрыл багажник и испуганно вздрогнул, увидев неизвестно откуда возникшего рядом с машиной человека.
— Мистер Хэллер, я сотрудник «Таймс». Не согласитесь ли вы поговорить со мной о деле Джерри Винсента?
Я покачал головой:
— О деле мне ничего не известно.
— Однако все его клиенты перешли к вам, верно?
— Кто вам это сказал?
— У нашего судебного репортера имеется копия распоряжения, подписанного судьей Холдер. Винсент выбрал вас сам? Вы с ним были близкими друзьями?
Я открыл дверцу машины.
— Слушайте, а как вас зовут?
— Джек Макевой. Я служил одно время в полиции, патрульным.
— Рад за вас, Джек. Но говорить с вами об этом я сейчас не могу. Если хотите, дайте мне вашу визитку, я позвоню вам, когда у меня будет что сказать.
Визитку он мне не дал. Просто облокотился о крышу «линкольна» и сказал:
— Я думал, мы сможем договориться. У меня хорошие связи в Управлении полиции, у вас — в суде. Вы рассказываете мне о том, что стало известно вам, я вам — о том, что стало известно мне. Сдается, это будет крупное дело.
— Так есть у вас визитная карточка?
На этот раз он достал из кармана визитку и протянул ее мне:
— Ну что, договорились?
Я повел рукой, прося его отойти в сторонку, захлопнул дверцу, включил двигатель. И, уже выезжая на пандус, услышал, как он крикнул мне вслед:
— Эй, Хэллер, мне нравится надпись на вашем номере.
Я помахал ему из окошка рукой и начал спускаться по пандусу, стараясь припомнить, в каком из моих «линкольнов» я сейчас сижу. С того времени, когда я работал с полной нагрузкой, у меня их осталось три штуки. И в последний год я водил эти машины одну за другой, по очереди, чтобы не дать пыли скопиться в их выхлопных трубах. Наверное, это было частью моей стратегии возвращения к делу. Все три машины были точными копиями друг друга и различались только номерными знаками.
Остановившись у будки гаражного служителя и протянув ему корешок своей квитанции, я заметил стоявший рядом с кассовым аппаратом дисплей системы видеонаблюдения. На нем застыло изображение моей машины, вид сзади. И я увидел свой номерной знак с надписью: «ВСЕХЗАДАВЛЮ».
Я ухмыльнулся. Что да, то да. Мне предстояло приехать в суд и впервые встретиться с одним из клиентов Джерри Винсента. Пожать ему руку, а после препроводить его прямиком в тюрьму.
Когда я за пять минут до назначенного срока вошел в зал суда, судья Юдит Шампань уже сидела на своем месте, выслушивая ходатайства. Своей очереди ожидали еще восемь адвокатов. Я прислонил сумку к барьерчику и шепотом объяснил судебному приставу, что заменяю Джерри Винсента и пришел, чтобы выслушать приговор, вынесенный Эдгару Ризу. Пристав ответил, что судье еще предстоит разобраться с некоторым числом ходатайств, а что касается приговора Ризу, он стоит у нее на очереди первым. Я спросил, нельзя ли мне повидаться с Ризом, и пристав отвел меня в камеру временного содержания.
— Эдгар Риз? — спросил я, войдя в нее.
К решетке подошел невысокий, мощного сложения парень.
— Я Майкл Хэллер. Заменяю вашего адвоката. Джерри сказал вам, какой приговор вы получите, признав себя виновным?
— Ну да. Пять лет в тюрьме штата, а буду хорошо себя вести, так выйду через три.
Вообще-то сильно походило на то, что не через три, а через четыре, но в эти подробности я вдаваться не стал.
— Ладно, судье придется повозиться немного с другими делами, а потом она вызовет вас. Прокурор зачитает вам свою тарабарщину, вы скажете, что все поняли, затем судья произнесет приговор. Пятнадцать минут, не больше.
— Да хоть пятьдесят. Все равно мне отсюда в тюрягу идти.
Я кивнул и покинул Риза. Постучал по металлической двери — не сильно, но так, чтобы находившийся в зале суда пристав услышал меня. Пристав выпустил меня в зал, я сел в первом ряду, открыл сумку и вытащил из нее большую часть папок с делами.
Верхней оказалась как раз та, что была посвящена Эдгару Ризу. Содержимое ее я, готовясь выслушать приговор, уже просмотрел. Самое что ни на есть рядовое дело о хранении и распространении наркотиков.
Следующей шла папка Патрика Хенсона — связанное с обезболивающими дело, про которое я сказал Лорне, что собираюсь от него отказаться. Однако теперь я подумал-подумал, да и открыл папку.
Двадцатичетырехлетний Хенсон был серфером из Малибу. Профессионалом, но окончательного признания в этом качестве не получившим, поскольку турнирных побед у него было пока немного. На соревнованиях в Мауи он слетел с доски и повредил плечо. Ему сделали операцию, после которой врач прописал Хенсону оксикодон. Полтора года спустя Хенсон уже плотно сидел на нем и, чтобы избавиться от боли, добывал таблетки всеми правдами и неправдами. Спортивных спонсоров он потерял и, дойдя до ручки, украл в одном из домов Малибу, куда его пригласила подружка, дорогое ожерелье. Согласно отчету шерифа, ожерелье это принадлежало матери подружки и содержало среди прочего восемь бриллиантов. Оценивалось оно в двадцать пять тысяч долларов, однако Хенсон загнал его за четыреста и отправился в Мексику, чтобы купить там две сотни таблеток оксикодона.
Уличить его в преступлении оказалось проще простого — видеокамера домашней системы безопасности засняла совершенную им кражу во всех подробностях. Поскольку ожерелье стоило больших денег, Хенсону припаяли хищение в особо крупных размерах, а к этому добавилось еще и обвинение в незаконном владении наркотиком.
Когда Винсент взялся защищать Хенсона, тот заплатил ему аванс размером в пять тысяч долларов. Кроме того, Винсент получил от него двенадцать сделанных на заказ досок для серфинга — все, какие были у Трика Хенсона, — и продал их через Интернет коллекционерам. В дальнейшем Хенсон должен был выплачивать Винсенту по тысяче долларов в месяц, однако так ничего и не заплатил, поскольку сразу после того, как мать выкупила его из тюрьмы, оказался в клинике, где его лечили от лекарственной зависимости.
Согласно имевшимся в деле документам, от зависимости Хенсон излечился и теперь обучал детишек серфингу в тренировочном лагере, однако работа эта была почасовой, так что денег, которые он зарабатывал, ему едва-едва хватало на жизнь.
В папке содержалось немалое число ходатайств об отсрочке слушания дела — Винсент не хотел заниматься им всерьез, пока Хенсон с ним не расплатится. Обычная в общем-то история. Имелся в деле и сотовый телефон Хенсона. Я мог позвонить ему хоть сейчас. Вопрос состоял только в том, хочу ли я это сделать.
Я оглядел зал. В очереди передо мной оставались еще трое адвокатов. Я встал и прошептал приставу:
— Мне нужно выйти в коридор, позвонить.
Он кивнул:
— Только выключите телефон, перед тем как вернуться.
Я вышел из зала, прихватив с собой папку, нашел достаточно тихое место и набрал номер Хенсона. Он ответил после двух гудков:
— Трик слушает.
— Патрик Хенсон?
— Да, кто это?
— Ваш новый адвокат. Меня зовут Майк…
— Эй, погодите. А старый-то куда подевался? Винсент?
— Он умер, Патрик. Прошлой ночью.
— Не-е-ет!
— Да, Патрик. Мне очень жаль. Мое имя — Майкл Хэллер, все его дела перешли ко мне. Я просмотрел ваше и обнаружил, что вы не придерживаетесь расписания платежей, которое установил для вас мистер Винсент.
— Ну да, так мы с ним и договорились. Я веду праведную жизнь, заработков у меня нет. Понимаете? Я отдал ему все мои доски. Он оценил их в пять штук, но я-то знаю, что самые длинные стоили по штуке каждая. Он сказал, что для начала ему этих денег хватит, однако занимался только тем, что оттягивал слушание дела.
— Праведную жизнь, Патрик? То есть лекарства вы больше не принимаете?
— Я чист как стеклышко. Винсент сказал, что это мой единственный шанс не сесть в тюрьму.