— Я не любопытный, — произнёс полковник и с укором посмотрел в сторону Рассела, подозревая, что вопрос о бессмертии профессор поднял не случайно.
— А жаль. Любознательность двигает прогресс.
Рассел только покачал головой, давая полковнику понять, что не при чём, и тут же обратился к профессору:
— Вы и сами можете нам рассказать, сильно ли изменился мир за девятнадцатое столетие.
— О, — разочарованно протянул Книпхоф, — с каждым годом мир все ближе подкатывается к пропасти, это я уже понял. И все-таки, чертовски интересно было бы увидеть, чем всё это закончится.
— Хотели бы жить вечно? — вопросил полковник.
— Не буду врать, было бы интересно, но исключительно из научного любопытства, не более.
— И вы бы, хотели пережить своих детей или даже внуков?
— Таково свойство человеческого организма — рано или поздно умирать. Я принимаю это как данность, тем более что некоторых своих отпрысков я уже пережил, мать Пауля, например.
Доктор Метц только молчаливо потупил взор. В присутствии деда он был тих и покладист, но то и дело поглядывал на полковника Кристиана, явно выискивая в его внешнем виде признаки нездоровья.
— И какую цену вы согласились бы уплатить за свое бессмертие? — поинтересовался полковник у Книпхофа.
— Вот! — воскликнул профессор, воздев указательный палец вверх. — Вы всё правильно понимаете. Всему есть своя цена. На самом деле, мне не столько хотелось бы обессмертить себя, сколько просто понаблюдать бессмертного со стороны. Это было бы самым лучшим вариантом для анатома вроде меня. Вы только подумайте, уже многие века самые пытливые умы человечества бьются над проблемой бессмертия. И заметьте, я говорю не о вечной жизни, что обещает христианство и прочие религии. Жизнь в загробном мире — будь то Рай, Елисейские поля или Вальхалла — это конечно, интересно, но с объективистской точки зрения, недоказуемо. Оттуда ещё никто не вернулся, а значит достоверных свидетельств, что загробная жизнь существует, у нас нет. А верить церковникам на слово вовсе не научный метод познания. Я же говорю о бессмертии сугубо физическом, телесном.
— В одном и том же теле? — на всякий случай переспросил доктор Рассел.
— Ну разумеется! Все эти разговоры о переселении душ из тела в тело, от человека в животное и обратно, просто чушь.
— Иоганн Диппель считал иначе, — тихо напомнил профессору об их общем предке доктор Метц, и при этом он как-то странно улыбнулся.
— И где теперь Диппель? — задал резонный вопрос Книпхоф. — Его смерть от инсульта лишний раз доказывает несостоятельность его же опытов с воронками и останками. Но отрицательный результат тоже результат — значит нужно двигаться в другом направлении. Вот, например, такой мыслитель и гуманист как Фичино Марсилия советовал пить кровь молодых людей в качестве лекарства от старости и болезней. Дряхлый император Тиберий пил кровь, смешанную с молоком, и принимал кровяные ванны. А пожилые римляне и эпилептики пили кровь умирающих после боя гладиаторов. Но все это оказалось ерундой — Тиберий, как известно, все же умер, когда его задушил Макрон, да и римские старцы не жили вечно.
— Стало быть, — как бы невзначай спросил полковник, — переливание крови, каким мы его знаем в наши дни, получило развитие и усовершенствование только благодаря тем античным поискам вечной жизни?
— Несомненно. Я ещё раз повторяю, отрицательный результат тоже результат. Он задает направление будущих исканий, отсекая ложные пути.
— Значит, императоры зря пили кровь?
— Как писал великий Гёте — кровь есть совсем особый сок. Эти слова говорил Фаусту Мефистофель, подсовывая договор, который тот подписал кровью. К чему это привело, нам известно. Путь омоложения дряхлеющего организма кровью есть, несомненно, путь ложный, а ещё — глупый и вредный. Организм любого нормального человека, если он конечно, не порфирик, не может усвоить большой объём крови через желудок — человеческая печень к этому не приспособлена. Так что, питие крови античными императорами не более чем блажь, которая и свела их в могилу, а не дала вожделенного бессмертия.
Полковник был полностью согласен с профессором. Смертному человеку пить кровь другого смертного нет никакого смысла.
— А что это за наглец на таком жутком немецком пытается говорить с Идой? — внезапно поинтересовался Книпхоф, уставившись в спину Стэнли, отчего тот на миг невольно обернулся, будто почувствовал на себе поражающую силу профессорского взгляда, и вновь вернулся к беседе с Идой.
Его дичайший акцент не мог не резать слух, и девушке приходилось переспрашивать каждую его фразу, от чего ей было крайне неловко.
— Позвольте, я сейчас же всё улажу.
С этими словами полковник Кристиан поспешил в дальнюю часть комнаты к молодёжи и, извинившись перед Идой, отозвал Хьюита в сторону.
— Стэнли, хватить мучать фройляйн. Даже у меня зубы сводит от твоей дейче шпрахе.
Обескураженный и явно оскорбленный молодой человек не сразу нашелся что ответить.
— Но мы любезно беседовали с мисс Бильрот, пока вы не прервали нас.
— Только врожденная воспитанность фройляйн Бильрот не позволяет ей послать тебя ко всем чертям. Ты что не видишь, как ей неудобно за твою безграмотность?
— С чего вы?… — задохнулся было негодованием Стэнли, но вовремя вспомнил с кем говорит. — Если вы имеете виды на мисс Бильрот, можете в этом честно признаться.
Полковник не успел возразить, как Стэнли ехидно добавил:
— На вашем месте я бы не питал особых надежд. Для мисс Бильрот вы слишком староваты.
— Знаешь что, мой юный друг… — могучая ладонь полковника грузно опустилась на плечо Стэнли, — а почему бы тебе не поделиться с профессором своим видением поиска бессмертия?
Обескураженный молодой человек только и смог вымолвить:
— Что?
— Ничего, Стэнли. Просто привыкай работать с необычными людьми необычными методами, тебе будет полезно.
С этими словами он направил Хьюита в сторону Книпхофа, Метца и Рассела, а сам вернулся к Иде.
— Надеюсь, мой подчиненный не слишком утомил вас своими разговорами?
— Нет, ну что вы, — смущенно улыбнулась она, — мистер Стэнли был очень учтив.
Судя по её усталой улыбке, девушка не то что была неискренна, она просто не хотела никого обижать.
— Да будет вам, Ида, какой из этого мальчишки мистер?
— Значит, он ваш подчиненный? А я до сих пор не знаю, чем же вы занимаетесь, если не медициной.
Действительно, в их прошлую встречу полковник вызнал о девушке всё, что она пожелала о себе рассказать, о себе же не обмолвился ни словом. Что поделать, такова была его многовековая привычка.
— На самом деле, я всего лишь отставной военный на службе у щедрого человека.
Ответ прозвучал слишком обтекаемо, и от полковника не ускользнуло разочарование на лице девушки.
— Значит, не хотите мне говорить, — грустно констатировала она. — Наверное, это большая тайна.
— Вы сами не спешите раскрывать свои тайны.
— Я? — удивилась Ида. — И какие же тайны я могу хранить?
— Наверное, все мы скоро услышим о вашей помолвке с Джоном Расселом.
Ида невольно взглянула в сторону доктора, а после озадачено посмотрела на полковника:
— С чего вы так решили?
— Не трудно догадаться. Полагаю, ваш дедушка питает много надежд на ваш будущий союз. Всё-таки, Рассел его любимый ученик…
— Вы что-то напутали, — смущенно улыбнулась Ида, — ни дедушка, ни мистер Рассел, ни я, ни о чём таком и не думаем.
— Разве не для этого профессор взял вас с собой в Англию? — вопросил полковник, всё ещё не веря её словам.
— Нет же. Просто дедушке нужен уход и компания.
— Одного вашего кузена ему мало?
— Но Пауль ведь хирург, а не сиделка.
Так полковник Кристиан и узнал, что у профессора нет никаких тайных планов, и Ида не станет миссис Рассел. Почему-то от этой новости на душе полковника стало легче, но вместе с тем, он подумал, что раз Ида не станет женой доктора, то вскоре покинет Лондон, и полковник рискует больше никогда её не увидеть. От этой мысли ему снова стало тоскливо.