Конечно, путь мой лежал в ленинградский университет. Так говорил Семен Ильич, но комсорг класса — русский парень, добрый, хороший — однажды, отозвав в сторонку, сказал: «Яшка, в университет тебя не пустят, не суйся. Иди лучше в политех». Когда в ответ наивно спросил, почему, комсорг ответил: еврей… Было это в тридцать восьмом.
Летом после девятого класса ко мне пришла любовь. До того ни я на девчонок, ни они на меня никакого внимания не обращали. А тут пошли на Березину купаться. И я увидел ее в купальнике. Ее — Яну Поплавскую, девочку, что пришла в наш класс в девятом. Сердце замерло: у нее были необычайно стройные ноги и бело-розовая мраморная кожа. Густые черные прямые волосы ложились на лоб челочкой и обрамляли лицо с прямым маленьким носом. Глаза — большие, небесно-голубые — будто заглядывали в душу. Теперь мысли мои были не о задачках. Теперь до бесконечности хотелось смотреть на Яну, быть рядом с нею.
Яна не противилась моим разговорам. Может, и неинтересно ей было то, о чем рассказывал, но виду не подавала — терпела. Выпускной бал весной тридцать восьмого пролетел, как мгновение. Я не танцевал, и Яна, конечно же умевшая танцевать, предпочла разговоры со мной в пустом классе, хотя рядом в зале гремела музыка. Мы договорились, что в июле вместе поедем в Ленинград: она — в медицинский, я — в политех. Третьим с нами должен был ехать Семка Геллер — мой извечный друг и товарищ.
Как отличник, в политех был принят без экзаменов, а Яне и Семке пришлось попыхтеть. Но экзамены они едали хорошо и тоже стали студентами. Хоть и было не всегда сытно, но счастью нашему не было границ: из захолустного Бобруйска попали в град Петров с его музеями, мостами, белыми ночами… Общежитием были обеспечены.
Я продолжал отлично учиться, мне даже сталинская стипендия грозила — была такая самая высшая стипендия, — но… на зимней сессии сорокового года преподаватель — антисемит — вкатил тройку по основам марксизма-ленинизма, который был тогда наиглавнейшей наукой. Все его постулаты знал назубок — память была хорошая, но по одному из положений вступил в полемику. В результате — тройка. С тройками стипендию не давали. Просить деньги у родителей не мог: они и так каждый месяц присылали посылки с домашними гостинцами. В результате пришлось перейти в ленинградский институт гражданского воздушного флота, где стипендию платили независимо от оценок.
Болезненно переживал переход, очень болезненно, однако благодаря ему остался жив. Все сокурсники по политехническому с началом войны попали в народное ополчение и погибли.
Теперь, прежде чем продолжить рассказ, хочу спросить: могу ли высказать то, о чем думаю всю жизнь? Если могу — слушайте.
Начиная с тридцать восьмого, когда хороший улыбчивый парень — комсорг — сказал, чтобы не совался в университет, и я действительно не сунулся, никак не мог и не могу понять, почему так не любят евреев? Даже ненавидят. Почему антисемитизм? Не надо, не надо говорить, что проявляют себя так не все. Конечно, не все. Если бы все ненавидели евреев, жить было бы невозможно. Но почему все-таки ненавидят? Продуктивен ли антисемитизм для тех, кто ненавидит? Простите, если стану говорить общеизвестные истины.
Христос, сам еврей, явившись из своего народа, был этим народом отвергнут. Почему? Да потому что не захотел стать земным царем. Он явился не как царь, а как простой человек. И умер на кресте, чтобы уничтожить зло на Земле. Евреи тогда этого не поняли, не подумали о свободе духа и были жестоко наказаны. Но свою вину искупили сполна.
Апостол Павел, величайший учитель христианства, тоже был евреем. Свое благовестив обосновал Ветхим Заветом и проповедовал того же Бога, который открылся его праотцу Аврааму. Павел, пошедший вслед за Христом, принявший его веру, говорил, что нет ни иудея, ни эллина, ни варвара, ни скифа, ни раба, ни свободного, ни мужчины, ни женщины. То есть для Бога все драгоценны. Это не всегда было понятно людям, а потому вызывало раздражение. И теперь, когда поносят евреев, заявляя, что все жиды — сволочи, поносят тем самым и Христа, и его мать Деву Марию, которая тоже была иудейкой.
Скажите, что хорошее получает от этого народ, люди, которые это делают? Какова продуктивность поношения евреев?
Но это древности. А вот в конце восемнадцатого века на западной территории России, что досталась ей в результате раздела Польши, оказалось семьсот тысяч евреев. Этим людям, а жили они почти все в маленьких местечках, надо было как-то существовать. Земли не давали, а потому они могли заниматься только ремеслом и торговлей, вынуждены были, обязаны были приспосабливаться к тем, кто был их «хозяином» — своей-то государственности не имели. В поведении, образе жизни должны были идти на бесконечные компромиссы. Но народ был неглуп, а совсем даже наоборот, и потому некоторые — конечно, очень немногие — выбивались из обычной местечковой среды, даже выезжали за «черту оседлости». Была такая черта, за пределами которой евреям жить не позволялось. Русские цари по-разному относились к евреям. Если при Александре II среди евреев даже появились купцы первой гильдии и лица со средним и высшим образованием, то при Александре III начались такие частые вспышки антисемитизма, и зараза эта так быстро распространилась среди российского общества, что евреям стало совсем невмоготу. Именно в евреях начали искать причину непорядков, творящихся в стране, потому что на Руси так уж испокон веков ведется, что виноват во всем кто-то. Сами — непорочны. Скажите, какая от этого была польза русскому обществу? Русскому крестьянину, рабочему?