— Не парься. Мы фермеры там внизу, я все время вижу дерьмо животных.
Глаза Леонарда невольно уставились на нее.
— Вы что-то сказали о посёлке?
Она скинула свои неуклюжие ботинки и положила обе ноги в белых чулках на рукоять дивана.
— Да, и Солли теперь в бешенстве. Вся община срёт кирпичами, потому что свинья сбежала.
Что-то вроде камня, казалось, образовалось в горле Леонарда. Его глаза грозились выпрыгнуть. Через несколько мгновений она посмотрела на него.
— Ты в порядке?
Щелчок.
— О, да, да, — пробормотал Леонард. — Но я не понимаю. Вы сказали, что свинья сбежала?
Развалившись на диване, Эстер вздохнула и закрыла глаза, словно утомленная.
— Это часть «Фестиваля Покаяния» — свинья, я имею в виду. И она сбежала перед «Седьмой Ночью». Вот почему Солли «кукухой едет» там внизу; «Покаяние» не может официально закончиться, пока свинью не убьют. На самом деле это забавно…
Но ее слова, казалось, соскальзывали в некоторой рассеянности, а именно — тактильной рассеянности, потому что теперь, когда она лежала на диване, ее руки начали очень медленно скользить вверх и вниз по ее бедрам, лаская тело.
— …это забавно, я имею в виду, потому что мой дедушка совсем не в форме. Для него это как потерять адвентистский венок в ночь перед Рождеством…
Более странные прикосновения, ее руки двигались вверх и вниз по внешней стороне бедер, затем внутри, затем до ее груди. Казалось, она сделала это, не осознавая своей неуместности. В конце концов, она была гостем, и гости обычно не заходят в вашу гостиную, не плюхаются на ваш диван и не начинают себя ласкать. (Ну, может, в Калифорнии, но не в большинстве мест.) Теперь ее руки не скрывали, как она сжимала грудь в суровом черном платье.
— Все праздничные торжества семеричны; семь — это число Бога, поэтому Епифаниты признают это число в надежде быть достойными Бога. В течение шести дней мы молимся и исповедуемся, а в седьмой день мы забиваем переходящего Агнца. Это символическое приношение Богу, основанное на Левите…
Это звучало довольно интересно, но то, что происходило на диване, оказалось намного более интересным. Пылкие пальцы расстегнули верх, распахнули его и обнажили большие, бархатные, качающиеся груди. Лицо Эстер выглядело затуманившимся и розовым.
— Черт, я ничего не могу с этим поделать, — прошептала она. — Всякий раз, когда я выхожу из этой адской дыры, я просто становлюсь… такой… горячей…
У Леонарда создалось четкое впечатление, что она не имела в виду температуру комнаты. Ее соски затвердели до больших коричнево-розовых карамелек, а ее груди оказались достаточно большими, чтобы она могла потянуть их наверх и засосать. Когда она это делала, ее стопы выгибались, а голени извивались на диване. О, блин, подумал Леонард. Она поочередно сосала каждый сосок с пылкостью, которая заставляла Леонарда воображать, что она пыталась получить молоко. В то же время она немного изменила свое положение, и вскоре ее левая нога скользила вверх по ноге Леонарда, пока тот стоял и смотрел. Вверх по ноге, ага, потом до его промежности, где она тут же стала массировать, так же ловко, как рукой.
Э-э…
Последние десять месяцев Леонард был обречен на безысходную и почти голодную жизнь. Вместе с тем, единственными сексуальными образами, окружавшими его, были сцены двух женщин, занимающихся сексом с животными, и в большинстве случаев животные были более привлекательными, чем эти женщины. Следовательно, Леонард всегда считал, что его либидинальные реакции мертвы и похоронены. Но, не сейчас, не в тот момент, когда он наблюдал за этой крепкой блондиночкой, играющей с парой абсолютно звездных сисек, и пытающейся подрочить ему через штаны ногой.
Она пошла еще дальше, поставив на него обе ноги.
— Сними мои чулки! — раздался горячий шепот.
Леонард сделал это.
— Доставай свой член!
Леонард сделал и это.
Теперь ее красивые голые ноги начали работать. Она смотрела сквозь сощуренные глаза и плотскую усмешку. Одна нога обосновалась под его монорхической[81] мошонкой, потирая яичко. Другая проклятая нога схватила его член, как рукой, и начала сжимать его. Каждое сжатие вызывало обильные, похожие на драгоценные камни, капли пре-эякуляторного сока, который бил ключом, а затем свисал до пола, как прозрачная нить.
Яйцо Леонарда сжалось, его колени начали дрожать, а во рту пересохло.
— Я… ммм… я думаю, я сейчас…
— Еще нет! — воскликнула она. Она наклонилась, разгоряченная. — Позволь мне получить ее!