Итак, только мы втроем не были ряжеными в тот год в Корче.
Вечером какие-то ребята запустили огромного змея, по величине больше колокола в церкви Святого Георгия. Изнутри он освещался свечами. Змей упал на вершине горы Мборье и там сгорел.
Какое это было зрелище!
В ту ночь, как и всегда, мама продела нитку через яйцо, и мы играли в «ам». Я и на этот раз укусил яйцо первым и съел его.
ВСТРЕЧА С АВНИ
Кажется, это случилось в конце 1923 или начале 1924 года. Не помню ни месяца, ни дня. Но помню, что стоял мороз; примерзший снег блестел на крышах и деревьях, и лед хрустел под ногами. Отец взял меня с собой, не помню зачем; может быть, для того, чтобы пойти на базар, а может, я и сам прицепился к нему и не отставал. Была у меня такая плохая привычка.
Наша семья жила тогда при въезде в город. Спускаясь переулками, мы с отцом приблизились к церкви Шен Дьердя. Там, против церкви, посреди дороги остановился молодой мужчина, одетый в черную бурку, спускавшуюся ему до самых ног. На голове его возвышался белый тюляф[1]. Низенький, он казался совсем круглым под буркой. Тем резче выделялись сухощавые и тонкие черты его лица.
Мой отец не обращал на него внимания, а больше смотрел себе под ноги, боясь поскользнуться на булыжной мостовой. Зато мне сразу бросился в глаза этот одетый не так, как другие, незнакомый юноша, который, остановившись посреди дороги, с улыбкой смотрел на нас. Взгляд его серых глаз был пронзителен и светел.
Я шепнул отцу, легонько толкнув его локтем… Отец заметил юношу, неподвижно стоявшего на месте, но все еще не узнавал его. Нас отделяли шага два…
— Что, не узнаете меня, господин профессор? — спросил незнакомец.
И по голосу отец сразу узнал его.
Лицо его осветилось радостью, и, не говоря ни слова, он раскинул руки и обнял юношу крепко-крепко:
— Это ты, мой Авни! Как ты поживаешь, Авни? Как твои дела, герой Албании?
Я как сейчас слышу эти слова, которые даже мое детское сердце заставили прыгать от радости.
Авни Рустеми — это был он! — знала тогда вся Албания. Хотя мне было не больше восьми лет, я часто слышал, как о нем говорили мой отец и его товарищи. В тот год я посещал третий класс начальной школы. Учитель два раза говорил нам об Авни — и с какой гордостью!
Незадолго до этого Авни Рустеми убил изменника родины Эсад-пашу Топтани. Он пригвоздил его к земле семью пулями в самом центре Парижа, столицы Франции, где паша совершал свои грязные сделки в ущерб Албании.
Все поражались смелости Авни. Он стал любимым сыном своего народа. Теперь его знали все от мала до велика.
Я представлял себе Эсад-пашу Топтани похожим на одного бея, которого когда-то видел. Огромный нос, голова, как куль зерна, красная феска, и на ней болтается помпончик, похожий на мяч, — этак фунта в три весом. Я воображал его себе большим и толстобрюхим. Должно быть, под ним дрожала земля, как под черным сказочным великаном, когда он упал, пронзенный пулями Авни.
А сам Авни представлялся мне ловким, статным юношей с черными блестящими глазами и таким широкоплечим, что, когда он дышал полной грудью, становилось даже страшно.
Из всего этого у Авни оказались похожими только глаза, да и те не были черные. Он не был красив, но казался очень привлекательным. Особое обаяние заключалось не только в его глазах, но и в голосе — сильном, бархатистом; а голос очень украшает человека. Он говорил быстро, и слова падали с металлической отчетливостью: данг, данг…
А сам Авни представлялся мне ловким, статным юношей с черными блестящими глазами…
Еще во времена турецкого владычества Авни учился у моего отца в Эльбасане, в Нормальной школе. С тех пор отец его не видел.
Авни возмужал и так изменился, что отец не смог его узнать сразу. Но голос его он не забыл.
Они обнялись с тоской и любовью.
Я, взволнованный, смущенный, стоял в стороне.
Конечно, они стали вспоминать Нормальную школу, потом отец поздравил его с геройским поступком и еще раз крепко обнял.
Авни торопился, потому что его ждали. Расставаясь, он обещал, что придет к нам на обед или ужин.
Не знаю почему, но Авни не сдержал своего обещания, и больше я его не видел. Он оставался тогда недолго в Корче, и мой отец часто говорил о нем дома. Мне вспоминается даже, как отец с одним своим товарищем, который приходил к нам, говорили, что Авни не следует ходить без охраны. Родственники паши, его люди и друзья могли убить Авни. Губернатор Корчи дал ему охрану на те дни, пока он еще оставался в городе.