— Плохо! Верно, умрет этой ночью.
— Что ж ты мне сразу не сказал? Надо идти! Я должен отнести ей цветок.
— Какой цветок?
— Альпийскую фиалку. Вчера в бреду она только о ней и говорила. Ей казалось, что она вышивает облачение и для узора ей нужен этот цветок. Вот я и хочу ее порадовать. Пойду.
— Ах, так, значит, облачение! — криво усмехнулся юноша. — Слышите? — прошептал он вдруг, поднимая голову.
Где-то залаяла собака, издалека ей вторила другая. Пастухи выскочили из пещеры: послышался свист, брань, крики еще более хриплые и яростные, чем собачий лай. Пламя костра перестало дрожать, словно прислушиваясь к шуму, фиалка боязливо жалась к своим ухнувшим сестричкам.
Наконец оба пастуха снова появились у входа в пещеру, они тащили волоком упиравшегося паренька с бледным лицом и густой гривой черных взъерошенных волос. Он отчаянно сопротивлялся, стараясь разорвать спутавшие его кожаные ремни. Все трое молчали, и только тяжелое свистящее дыхание выдавало их ярость. Это была прекрасная и в то же время страшная картина, воскресившая жизнь пещерных людей и их борьбу за существование.
Пленника перенесли в глубь пещеры и крепко связали волосяными веревками и ремнем, концы которого придавили тяжелым камнем. Паренек перестал сопротивляться: склонив взлохмаченную голову на каменный пол пещеры, он закрыл глаза. Казалось, он умер.
— Не раз тебе это сходило с рук, — дрожа от ярости, сказал старик. — Но теперь тебе больше не удастся таскать овец из моего стада! А сейчас я пойду за полицией.
Быстро надев на плечи кожаную сумку, которая торчала на его спине словно горб, он вышел, кипя от возмущения.
Как только он исчез из виду, пленник открыл глаза и, прислушиваясь, поднял голову. Шаги старика уже затихли. Юноша с рыжеватой бородкой сидел у огня. Он был чем-то очень расстроен.
Пленник посмотрел на него и сказал всего одно слово:
— Помнишь?
Тот молчал, не двигаясь с места. Вор снова повторил:
— Помнишь? Помнишь, как-то в лунную Иванову ночь двое мальчишек из разных деревень пасли стадо. Они любили друг друга, как братья. Старший сказал: «Давай станем побратимами?» И они поклялись, что всю жизнь, до самой смерти, будут друг другу братьями, и особенно в беде. Потом они выросли, и их пути разошлись. Однажды старший пошел воровать, его поймали и отдали под надзор младшему, который как раз оказался в овчарне. И стоило пойманному сказать: «Помнишь?» — как другой, не задумываясь о грозивших ему бедах, развязал путы и выпустил его на свободу. Помнишь?
— Это другое дело, брат! — ответил пастух, избегая взгляда пленника. — Ведь ты никогда не был слугой, как я! А с хозяином приходится считаться больше, чем с побратимом.
— Брат важней хозяина, а побратим — тот же брат.
Второй не ответил. Казалось, что он дремлет, сидя возле огня.
— Каждый из нас может сбиться с пути, — сказал вор. — Один поступает так, другой этак... У каждого своя судьба. И твой хозяин не без греха. Другого такого гордеца нет на свете! Это он вгоняет в гроб свою дочь, вашу маленькую хозяйку. Впрочем, а сама она разве не виновата? Ведь недаром все говорят, что она умирает от любви к священнику! Нет? Вы говорите, нет? Вы говорите, что парень подался в священники с горя, оттого что ему не отдали девушку в жены? Пусть будет так, но тогда ей надо разлюбить его, а она теперь умирает...
— Так вот при чем тут облачение... цветок! — промолвил вдруг пастух. Он встал, развязал пленника, тот, даже не поблагодарив, вскочил и бросился наутек.
Оставшись один, пастух схватил кустик фиалки и выбежал из пещеры. Перепрыгивая со скалы на скалу, он спускался по тропинке, призывая старика по имени, пока не услышал вдали его голос. Голоса все сближались и сближались, перекликаясь в ночной тишине.
— Вы забыли цветок!
— Как! Ты оставил этого дьявола одного? Давай цветок и быстрее беги обратно...
— Я думал, что маленькая хозяйка...
— Сейчас же ступай обратно!
Фиалка перешла в ладонь старика и почувствовала себя так хорошо, будто очутилась в большом и теплом горшке. Старик быстро и уверенно спускался по тропинке, освещенной сумеречным отблеском снега.
Наконец он добрался до подножья горы, и фиалка увидела место еще более унылое и темное, чем пещера. Это была деревня, здесь жили люди.
Старик постучал в какую-то дверь, и ему открыла бледная женщина в черно-желтом платье.
— Как себя чувствует маленькая хозяйка? Я принес ей цветок: она хотела срисовать его для вышивания.
Женщина пронзительно вскрикнула и стала рвать на себе волосы.
— Маленькая хозяйка умерла!
Не сказав ни слова, мужчина вошел в просторную кухню и положил цветок на скамью, где обычно сидела маленькая хозяйка, занятая шитьем или вышиванием. Из соседней комнаты доносился женский плач, напоминавший старинные причитания плакальщиц.