Но эти воспоминания и мысли о черепахе, единственной ее подруге, не приносят облегчения душе; уверенность в том, что она никогда не сможет побывать в родных краях, никогда не вернется к земле, разве что бездыханным трупом, еще больше усиливает лихорадочный жар.
И для того чтобы остудить этот жар, теперь скорее внутренний, чем внешний, она в первый раз за много, лет верной и почтительной службы старому синьору осмеливается помыться его водой и мылом.
Кроме того, она знает, что в ящике умывальника хранятся всякие освежающие порошки. Она выдвигает ящик, и глаза ее широко раскрываются, протянутая рука застывает в воздухе.
Там, среди коробок с пудрой и помадой, издающих тошнотворный запах, лежит какая-то книжечка с рисунками, росчерками и цифрами. На белом фоне медальона, выгравированного на первой странице, изображена грустная женщина, которая стоит, опираясь на дымящийся жертвенник: вдоль правого ее виска свисает длинный голубой локон, в руках она держит странные предметы — в одной что-то вроде палки. А у ее ног резвятся голые ребятишки, которые разглядывают эту палку и как будто пытаются отнять ее.
И служанка тоже разглядывает книжку, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть все. Потом она берет ее и перелистывает. Книжка сшита из множества ассигнаций — каждая достоинством в пятьдесят лир. Все ассигнации такие новенькие, что даже прилипают друг к другу.
«С этими деньгами, — подумала она, — я могла бы сразу же побежать на вокзал и вернуться туда, к ним. Ведь обо мне здесь никто ничего знает. Ищи ветра в поле! Старик только что ушел и придет лишь часа через два; к тому же ему от этих денег ни тепло, ни холодно».
Не прошло и минуты — и ее могла бы превратилось в могу.
Женщина сунула книжку за пазуху и кончила уборку комнаты. Ею руководил ошибочный расчет: она думала, что, если ее догонят и схватят уже там, куда она собиралась бежать, она сумеет отпереться. Все же она поспешила закрыть жалюзи и вышла в темную переднюю.
И только собралась открыть дверь, как вдруг — словно во сне — дверь распахнулась сама, и в сером проеме показалась маленькая фигурка старика.
— Добрый день, добрый день, — пробормотала женщина заискивающим, дрожащим голосом. — Я все кончила и ухожу.
— Подождите минутку, я тут кое-что забыл, — сказал старик, не закрывая за собой дверей. Потом прошел в комнату и выдвинул ящик.
С этого момента, — так говорят все преступники, чтоб оправдаться, — женщина перестала сознавать, что происходит. Бежать? Ее схватят на лестнице. Отпираться! Только и остается, что отпираться. Но тут старик набросился на нее, как бешеный кот, и, ударив, завизжал своим тонким голоском, что донесет на нее и созовет людей, если она сейчас же не вернет ему деньги. Она стояла молча, позволяя пинать и бить себя. Но потом ударом ноги внезапно захлопнула дверь и сама накинулась на мужчину. Она схватила его за горло — тысячелетний труд ее предков влил в эти руки гигантскую силу — и легко, как курице, свернула ему шею.
Какой-то звук, еще более слабый и неопределенный, чем шелест моли, грызущей одежду, пробудил ее от кошмара.
Она тотчас узнала его. Это черепаха явилась к ней с ночным визитом и совершает теперь обход каморки. Женщина поднялась и уселась на кровати, поджав ноги, которые в лунном свете казались неправдоподобно огромными. Волосы ее, намокнув от пота, стали тяжелыми. Она ждала. За окном шумел ночной город, словно огромный корабль в океане. Но тихое посапывание черепахи в углу, где стоял кувшин с водой и на полу было сыро, казалось женщине самым властным голосом ночи. Сердце ее освободилось от тяжких цепей отчаяния. Вернулась надежда, а вместе с ней и жизнь.
Она ждала, когда животное подойдет поближе. Черепаха подползла к самым ногам, и она почувствовала, как ее щиколотки коснулось что-то колючее. Тогда женщина нагнулась и взяла свою подругу в руки. Она была холодна и тверда, как коробка, но женщина все-таки заговорила с ней, поднеся к щеке, как это делают с часами, чтоб проверить, идут они или нет.
— Башмаки я уже сняла, — сказала она ей тихо. — Мне было так жарко! Я целый день бегала сегодня по солнцу, обегала все улицы, дошла до самой деревни, что у реки. Хотела броситься в реку, да не хватило смелости. Бог не допустил, чтобы я наложила на себя руки. Теперь давай подождем: если будет на то воля божья, меня найдут. Деньги я положила на место. И не от страха, что меня из-за них схватят. Просто я должна была это сделать. Не хочется мне оставлять тебя в этом пекле, куда сама я тебя принесла. Служанки здесь злые: они швырнут тебя вниз, и ты разобьешься, как стекло, как разбилась и я.