Даниил насмехается.
— Я не понимаю, зачем нанимать дилетанта для поиска важной цели. Аля его перочинным ножиком завалила.
Я прочищаю горло, и гордость переполняет мою грудь.
— У нее действительно есть навыки. Я научил ее драться.
— О, неужели? — Даниил звучит слишком забавно. — И когда это было?
— До… — До того, как она меня возненавидела. До того, как я лишил ее девственности. До того, как я вырвал ее сердце и ушел. — До того, как между нами все пошло наперекосяк.
— Ты когда-нибудь собираешься рассказать мне, что между вами произошло на самом деле? — Его тон легкий, но за этими словами скрывается реальное беспокойство.
Я выравниваю свой голос и продолжаю действовать по сценарию, который повторял миллион раз.
— Рассказывать нечего. Она хотела большего, а я не мог дать ей то, что она хотела. — Это только часть правды. Остальная часть будет похоронена вместе со мной.
В юности Андрей и Даниил никак не могли понять, какую обиду я испытываю на отца, но я решил никогда не рассказывать им — да и вообще никому — всю историю. Не только потому, что им пришлось бы встать на чью-то сторону, но и потому, что если бы это стало известно Джулиану, последствия были бы катастрофическими. Началась бы гражданская война. Вот почему я все эти годы держал рот на замке. Чтобы защитить людей, которых я люблю.
Это и позор. Потому что, даже если бы меня заставили, я подвел ее. Я подвел себя.
Даниил молчит на другом конце провода. Может, он мне и не совсем верит, но, по крайней мере, у него хватает здравого смысла бросить это.
— Единственное, что мы знаем наверняка, — это то, что источник связан с Россией. С этого и начнем. Мы с Андреем говорили об этом вчера вечером. Он занят, но я полечу в Москву и посмотрю, какие сведения смогу собрать на месте.
Мы с Даниилом родились в США, но, поскольку наши родители — выходцы из России, наши корни очень глубоки. Помимо деловых интересов, которые мой отец вел в России, мы также проводили там время, обучаясь и навещая родственников по материнской линии. Она умерла, когда я был еще мальчиком, и после ее смерти Россия казалась мне единственной настоящей связью с ней.
Мы до сих пор поддерживаем связи с братьями в России, так что это хорошее место для начала.
— Я начну осторожно наводить справки у знакомых, — продолжает Даниил. — В любом случае, это даст мне повод отправить Бьянку жить в поместье в Ист-Хэмптоне. Это безопаснее, чем пентхаус, пока мы не выясним, что происходит.
— Я уверен, что Джорджия будет в восторге от такой компании. — Моя невестка взяла на этот год отгул за свою преподавательскую работу, чтобы быть дома с Аней. Я никогда не любил детей, но моя племянница с темными волосами и серыми глазами матери и вспыльчивым характером Андрея обвела меня вокруг пальца.
Пока Даниил рассказывает о своих планах на Москву, я отодвигаю жалюзи и выглядываю в окно. Что и говорить, я жуткий. От увиденного у меня сводит зубы. Рука Али переплетена с рукой Джека, они разговаривают как старые друзья, направляясь в салон яхты. В самый последний момент Аля поднимает глаза, ловит мой взгляд и ухмыляется.
Горячее раздражение вспыхивает у меня под воротником. Эта женщина точно знает, что делает.
Неужели она поняла, что последний час я наблюдал за ней, как влюбленный школьник?
Поправка. Последние семь лет.
Что-то подсказывает мне, что если бы она знала о глубине моей одержимости, я бы до сих пор не обладал обоими яичками.
Я не покидаю офис на весь день, пытаясь — и безуспешно — наверстать упущенное. Мне нужно проследить, что происходит с нашими швейцарскими счетами теперь, когда Герхарт не у дел, получить свежие новости от Матиса, а также разузнать о боссе триады, с которым мы надеемся работать в Шанхае, но пока мне удается лишь вышагивать по нелепому офису в морской тематике и смотреть в окно на Алёну… или Джека, если на то пошло. Что-то в нем меня не устраивает. Конечно, может быть, мне не нравится, как он смотрит на нее, как будто она — ледяной напиток, а он — пересохший.
Я смотрю в окно на заходящее вдалеке солнце. Оно отбрасывает на небо нежно-розовый отблеск — напоминание о том, что близится время ужина. Как помолвленная пара, мы должны будем ужинать вместе. Может быть, они ничего не подумают о том, что богатый американский бизнесмен проводит свой отпуск, работая — французы и так считают нас язычниками, — но никто не купится на наше прикрытие, если не увидит, что мы проводим время вместе.