– Человек неисчерпаем, не так ли? Только кто бы подсказал, где взять мужество?.. Я, грешный, думаю, болезнь моя – следствие очень опасного сочетания правды и неправды наших дней: одно неотличимо от другого, такова, увы, реальность.
Тряхнув головой, как бы отбрасывая докучливые мысли, спросил:
– Как это у Александра Кушнера: «Времена не выбирают, в них живут и умирают»? Скажи, – его горячая кисть касается моей, – не много ли мы потеряли?
Смотрел друг очень внимательно, думая, говорить или нет, и признался:
– Я иногда чувствую себя эмигрантом в своей же стране!
От неожиданности я перестал выставлять на тумбочку принесенные продукты и удивился: человек, который не ведал что с ним будет завтра, страдал не столько от болезни, сколько оттого, что, будучи в своей стране, вынужден представлять себя за ее пределами.
И скорее спросил, чем ответил:
– Эмигрант в своей стране?!.. Это, мой золотой, что-то новое. Хотя, что в этом мире ново?.. Только, скажи-ка мне, куда ты денешься от себя?.. В Дойчланд, чтобы тосковать о фатерлянде? В Америку, чтобы голосить о своей Жмеринке?
И, попав в русло продуманной до меня мысли, добавил:
– Нам с тобой биографию ломали?.. Ломали. Уродами или идиотами не стали?.. Не стали и, думаю, не станем. Мы с тобой уже не большие мальчики, а сердитые мужчины и можем сами нарисовать оазис. Представь: солнце – бриллиант, а звезды – алмазы над головой. Что такому оазису достоинства многих царств мира? То-то и оно… Не дрейфь, никуда мы не денемся… Как это ты сказал: «Живем остаточным дыханием?..» Насколько помню, остаточное дыхание – разница между вдохом и выдохом. Не есть ли та разница суть первородно вдохнутого в нас дыхания? Нам с тобой мало что нужно… Деньги – пыль, водка – дрянь, секс – дело мокрое – всегда кончается ванной, а главное – крышка гроба не имеет багажника…
И, неожиданно получив долгожданное облегчение, предложил:
– А давай споем. Нашу. Любимую…
– А давай, – откликнулся друг.
И мы тихо, в четверть тона, запели:
Черный ворон, черный ворон,
Что ты вьешься надо мной?
Ты добычи не дождешься,
Черный ворон, я не твой!
Что ты когти распускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь?
Черный ворон, я не твой!
Палата слушала, затаив дыхание.
– Спасибо, что пришел.
Друг с благодарностью посмотрел на меня, и снова признался:
– Диагноз плохой. Компьютерная томография показала: позвоночный диск сместился в позвоночный канал. Я висел на волоске: мог запросто стать обездвиженным, но Создатель, видимо, милостив: подсказал через одного человека об этой клинике. Мою операцию тут поставили на поток. Все, что останется – шрам на позвоночнике длинной от силы в десять сантиметров, но, знаешь, страшно… Завтра утром…
И, недоговорив, сказал о том, что волновало больше:
– На всякий случай, если мои вдруг позвонят, чтобы звука не проронил, понял!? Я ориентировал их на день позже. Хорошая собака своей смерти не кажет, не так ли?.. Вот и я сначала о плохом подумал. Представляешь, послезавтра жена и дочь приходят, а я – как новенький!
И попытался изобразить улыбку, но вышла смятая гримаса плохо скрытой боли.
Письмо одиннадцатое
ДВЕРЬ БЕЗ ДВЕРИ
На другой день под утро меня разбудила мать.
– Вставай, отец пришел, – сказала она и стала разворачивать саван.
…Отец лежал весь белый от струпьев.
Похожие на мягкий, нежный пух, струпья не отталкивали и не пугали.
Тлен не коснулся отца, и исходил он не тяжелым запахом разложения, а непередаваемо-приятным, полузабытым ароматом; тем самым, от которого я, некогда обнимая своих детей-младенцев, млел и буквально растворялся в них и в исходящем от них чуть запревшем кисло-сладком аромате грудного материнского молока, и, снова вдыхая сохраненный в себе непреходящий запах начала жизни, как когда-то целовал детей, поцеловал отца, он, протирая глаза, присел и слегка сонным голосом произнес:
– Я, вроде, вздремнул немного…
Увидев свою наготу, смущенно улыбнулся.
Махнув рукой на то обстоятельство, начал с того, чего не знал никто:
– Видишь, как получилось…
Его улыбка стала виноватой:
– Проснуться успел, умыться успел, самовар поставить – не успел. Думал: посидим с матерью рядком, поговорим ладком, чайку утреннего отведаем, всех, кто на ум придет – вспомним… Это мать сказала: сыну нашему трудно, вот я и пришел. Иногда вовремя прийти – лучше, чем что-то вовремя сделать.
– Надо же!
Отец, кивнув на туфли моего старшего сына, искренне удивился: