Вывернутая выходом пули левая лопатка волка срослась с телом, а маленькая круглая рана чуть выше глаз затянулась.
Письмо двенадцатое
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ЖИЗНИ
И заплескалось в маленькой комнате монотонно-ровное, бескрайнее море.
Раскинулась бескрайне-ровная, монотонно-однообразная степь.
Касались леса и горы звездного неба.
Светили солнце и луна в отведенное им время.
Маленькую комнату в картину мира превратил всего один человек.
И оказался вовсе не титаном.
На пороге – высокий, средних лет, хорошо сложенный, обнаженный мужчина.
Причинное место прикрыто фиговым листочком.
Но именно на его плечах и покоился свод небес.
– Это ты думал за меня?
Тот, на ком покоился свод небес, спросил с оттенком легкой укоризны.
Да, я ждал встречу с ним: рано или поздно она все равно бы состоялась.
Но мало ждать встречу – к ней надо быть еще и готовым.
Вот тут-то и вышла заминка.
Время шло.
Тот, что пришел, ждал.
Я – молчал.
– Думал… Только не за тебя, а о тебе, – нашелся, наконец, я.
– Не лукавь…
Тот, к приходу которого я оказался не готов, задумался и с хитринкой спросил:
– Ну что, выдюжил? Свод небес не рухнул?..
И, смеясь одними глазами, и ответил и спросил:
– Выдюжил, выдюжил… Только от меня не удалось увернуться, не так ли?
– Не того масштаба ты фигура, чтобы увернуться, – смущенно улыбнулся я.
– Допустим, – счел возможным тот, чей приход все же состоялся.
И без всякой дипломатии спросил в лоб:
– Зачем меня трогал?
– Я не трогал, а только прикоснулся, – сдержанно уточнил я.
– Не надо…
Тот, что стоял на пороге, досадливо поморщился и настойчиво повторил:
– Зачем меня трогал?
– Если бы не знал зачем, не прикасался бы.
После этих слов ко мне вернулась знакомая – вязкая, тягучая, плотная и постоянная – усталость.
Несмотря на это, я счел нужным уточнить:
– Прикасался не к тебе, а к твоей незримой, по сути – титанической – работе.
Но тот, на ком покоился свод небес, задал несколько переформулированный, мало отличающийся от исходного, как и до этого, – заставляющий думать, – вопрос:
– В чем польза работы давным-давно наказанного титана?
У меня на миг исчезла ясность мысли.
Вязкая, тягучая, плотная и постоянная усталость сменилась холодным равнодушием.
Но давно продуманное вышло наружу само по себе:
– Только наказанный может понять наказанного.
– Не факт.
Тон бесстрастного возражения, что стена.
– Может быть, – неопределенно выразился я.
Спорить о чем-то или оспаривать что-либо не было ни сил, ни желания.
Но тот, на ком покоился свод небес, не только изобретателен, настойчив, бесстрастен.
– Ну вот, сразу отступать! – с сожалением произнес он.
И стал невыносимо язвительным:
– Что, туговато с аргументами?..
– И да, и нет, – безразлично отреагировал я.
И попробовал отмахнуться от настырного вопрошателя:
– Аргументы – суждения о труднодоказуемом, прости, я сильно устал.
– А я – не тороплюсь!
Тот, что пришел, спрашивал.
Он спрашивал, даже отвечая, и оказался очень неуступчив.
Но давно продуманное нашло ответ и неуступчивости:
– Ненаказанный не поймет наказанного.
– Не факт.
Повтор бесстрастного возражения, что новая стена.
Это начинало выводить из себя.
И, с трудом сдерживаясь, я все же возразил:
– Ненаказанный актуализирован оптимистично и не горит желанием омрачать свое позитивное восприятие жизни.
– Заблуждение! – отрезал тот, что пришел.
Я думал: за нетерпящим возражение суждением последует выжидательное молчание.
Но тот, что пришел, решился на пояснение.
Это и сделало его пусть еще не близким, но уже доступным:
– Что думают другие – доподлинно знать невозможно. Постоянная неполнота знания чего-либо – грань абсолюта, что сводит и разводит людей, но люди не так уж и плохи, как нередко принято о них думать.
– Что, будешь в меня прописные истины вколачивать?! – удивился я.
– А почему бы и нет?! – удивился в свою очередь тот, что пришел. – Прописные истины нуждаются в постоянном повторении.
И задумался.
Смягчив тон, зайдя издалека, вернулся к изначальному:
– Я – не первой свежести, – отнюдь не первый, – но далеко не темный миф, хочу знать: зачем прикасался ко мне?
И сделал шаг навстречу.
«Все-таки принял условие!» – мысленно улыбнулся я.
Вслух же сказал о главном:
– Ты долго молчал, вот и прикоснулся к тебе.