Покончив с этим делом, он шагнул к раскачивающейся корзине и нагнулся приподнять крышку – чтобы оцелотенок не задохнулся ненароком, при этом гадая, не зафиксировалось ли в юном сознании звереныша воспоминание о детском лифчике Сюзи. Но едва он коснулся плетеной крышки, как его грубо окрикнули – а Ямкоголовая Гадюка схватил его за руку и сжал ее точно стальными щипцами.
– Черт! – пробормотал себе под нос Свиттерс. – Мог бы сразу понять, что это добром не кончится. – Он попытался расслабить мышцы и очистить сознание, как его учили на занятиях по боевым искусствам. – Вот тебе и ясное солнечное утречко. Вот тебе и парадный, свежий костюмчик. – Одним неуловимо-текучим движением он выпрямился, развернулся, приемом раk sao сбросил руку Ямкоголовой Гадюки со своего предплечья и нанес удар кулаком.
Удар слегка запоздал (Свиттерс был не в форме – слишком давно не практиковался), и не успел кулак достичь цели, как его с неожиданным проворством заблокировал Инти. А в следующий миг Инти вцепился в правую руку Свиттерса, а Ямкоголовая Гадюка восстановил стальной захват на левой. Вдвоем индейцы заботливо развернули Свиттерса вокруг своей оси. Корзина, перевернутая в процессе, лежала на боку – и из нее медленно выползала, гибко извиваясь туда-сюда, змея с головкой в форме наковальни, черная и блестящая, как живое воплощение зла: от ее узких зеленовато-желтых глаз-щелочек так и расходились смертоносные лучи.
Толпа рассеялась. Инти увлек Свиттерса прочь. Указал на вторую корзинку, поставленную в тени тростникового навеса в нескольких ярдах поодаль. И зафыркал, зашипел, затопотал ногами, в точности как когда Свиттерса напугал паук.
– Ага, уловил, – буркнул Свиттерс. – Что ж, наверное, патологическое чувство юмора лучше, чем вообще его отсутствие. – Когда же Свиттерс оглянулся назад, Ямкоголовая Гадюка каким-то образом уже вернул гадюку в ее обиталище.
– О'кей, приятель, твои грязные коммерческие сделки отняли у меня добрых полчаса времени, и в придачу меня едва змея не покусала. Пора бы цирку и трогаться. Ну и куда, к чертям собачьим, подевался наш гид, нанятый для экскурсии на попугайный курорт?
Разумеется, Свиттерсу пришлось переформулировать свою тираду. Когда же он довел-таки запрос до сведения Инти, шкипер – в руках у него покоилась корзинка с оцелотом (правильная корзинка), а из-за пояса, точно pistola,[68] торчала бутылка писко – заверил нанимателя, что его юные товарищи по играм были посланы раздобыть лучшего проводника из всех, что есть, и вот-вот объявятся вместе с сим многоуважаемым знатоком колпы.
– Отлично. А то уже поздновато. И жарковато.
В самом деле, хотя еще не было и девяти, солнце глядело на них сверху вниз, точно дурной козлиный глаз, недоброе, налитое кровью, и под его пагубным взором каждая живая клеточка в каждом живом существе затормаживалась точно наручные часы Дали. Свиттерс чувствовал, как протоплазма в нем превращается в жидкость для химической чистки, а костюм, которому очень скоро химчистка и впрямь понадобится, намертво приклеился к телу, точно афиша к стене.
Дыша медленно и неглубоко, словно опасаясь захлебнуться насыщенным парами воздухом, Свиттерс поплелся через площадь в нескольких футах позади Инти. Но не успел далеко уйти, как обнаружился новый очаг волнения. На сей раз – вокруг клетки с Моряком.
Пирамидальную клетку обступила группа индейцев-мужчин, человек пять-шесть. Свиттерс идентифицировал их как индейцев не столько по раскрашенным лицам (геометрически расположенные мазки ягодной мякотью), или чертам (длинные, выступающие носы, четко очерченные скулы, скорбные темные глаза), или одежде (изодранные колючками хлопчатобумажные шорты и, по сути дела, все), сколько по прическам.
Лесные племена Южной Америки говорят на множестве языков и практикуют множество обычаев. Единственное, что у них у всех есть общего, – это унисексовая стрижка «паж». Ощущение такое, словно в глубокой древности, еще до того, как время включилось, некое изначальное божество – например, Великий Бог Бастер Браун,[69] – пронесся по обширным лесам Амазонии с глиняной чашей в одной руке и тупым ножом в другой и каждому древнему смертному обкарнывал шевелюру в одинаково кошмарном стиле. Объединению это никак не способствовало – племена, что традиционно воевали друг с другом, носили одинаковые челки, – и тем не менее прическа закрепилась и привилась. То, что ввела в моду Гайя Парикмахер, да не сострижет человек!
Южноамериканские полукровки имели тенденцию стричься по европейской моде, в этом вопросе оставаясь заодно со своими соотечественниками чисто испанского или португальского происхождения. В Лиме, однако, как уже заметил Свиттерс, кое-кто из blancos[70] помоложе – Гектор Сумах, например, и девица из клуба Глория – начали отдавать предпочтение усовершенствованному, более цивилизованному варианту индейской стрижки. Свиттерс гадал про себя, существует ли единое для всей Амазонии название для этой прически, или в языке каждого племени она называется иначе, или это явление настолько само собою разумеющееся, что иного обозначения для нее, кроме слова «волосы» (в каждом племени – свое), просто нет. Мгновение его одолевало искушение спросить Инти, как он называет свою стрижку, но на всякий случай – а вдруг лодочник ответит: «Артур», как ответил Джордж Харрисон на тот же вопрос в «Вечере тяжелого дня», – придержал язык. Есть неприятности, от которых даже записные смутьяны предпочитают держаться в стороне.
Что до неприятностей, то, как выяснилось, у пивного ларька ничего подобного не намечалось. Индейцы не злились, не буянили; просто в силу неведомой причины Моряк заинтриговал их настолько, что возбуждение возобладало над их обычной замкнутостью. Они толпились вокруг клетки, тыча в нее покрытыми рубцами пальцами и останавливая прохожих, чтобы расспросить о попугае внутри – по крайней мере так казалось со стороны. Это несколько озадачивало: Моряк – безусловно, красивая птица, даже в свои преклонно-зрелые годы, – никоим образом не являлся экземпляром редким или уникальным. А привезти домашнего попугая в эту часть мира, было, пожалуй, все равно что тащить пиво «Миллер» в Баварию.
– Они что, антиквариат покупают? Гарантия на этого пожирателя крекеров много лет назад как истекла. – Свиттерс поинтересовался у Инти, что так привлекло зрителей, но Инти не знал и выяснить хоть в каких-то подробностях тоже не мог, ибо хотя Инти и бокичикосская тусовка говорили на диалектных вариантах кампа, диалектам этим недоставало общего вокабулярия, так что беседу удавалось поддерживать лишь на самом примитивном уровне. А поскольку общий словарный запас Инти и Свиттерса был тоже невелик, Свиттерсу удалось установить лишь то, что на самом деле индейцев занимал не Морячок, а клетка.
– Круто, – отозвался Свиттерс. – А не сообщишь ли ты своим родичам из провинции, что этот уникальный, построенный по специальному заказу переносной вольер в ближайшие пару часов будет покинут его обитателем, и я готов предложить им таковой на чертовски выгодных условиях? Что у них есть на обмен? Может, бриллиантовый браслет? – Свиттерс знал, что в здешних краях в речной гальке порой попадаются неотшлифованные алмазы, и думал о Маэстре.
Однако трехступенчатый языковой барьер оказался непреодолим, и хотя любопытство индейцев по поводу переносной темницы Моряка не только не убывало, но, напротив, нарастало – теперь, когда появился владелец, – интерес Свиттерса, напротив, пошел на спад, и он принялся оглядываться по сторонам, высматривая мальчишек из Пукальпы и обещанного проводника к колпе.
– Этого проводника по почтовому каталогу заказывают, не иначе, – пожаловался он, обмахиваясь панамой.
69
Персонаж популярных комиксов, впервые появившихся на страницах «Нью-Йорк геральд» в 1902 г., – маленький мальчик из богатой семьи с характерной стрижкой «паж», постоянно попадающий в неприятности.