Мы спешились. Пока Тусопих распрягал Звездюлину, Лялечка пыталась заглянуть под основание домика.
— Что ты там хочешь увидеть?
— Как что?! Курьи ножки! Хочу покомандовать, как в сказке. Равняйсь, смирно! Правое плечо вперед! К лесу попой, ко мне мордой!
— Нету ножек, да и крыльцо на нас смотрит.
— Жалко. Придется просто так входить.
Привлеченная шумом, на пороге появилась хозяйка, симпатичная темноволосая девушка. Почти девочка. Если бы я уже не определил Лялечку в разряд детей, то не знаю, кого бы из них посчитал старшей.
Хозяйка тайной заимки быстрым взглядом окинула непривыкшую к такому оживлению поляну. Тревожная тень слетела с ее лица. Оказывается, мы с Чёртовушкой пользовались популярностью. Нас узнали.
— Ах, вот, кто к нам пожаловал! Как же, наслышаны. В городе только о вас и говорят.
Ведьма оценивающе окинула меня с ног до головы.
— А ты ничего… Андрей, кажется?
Я молча кивнул.
— А я — Кабалка.
Колдунья продолжала откровенно разглядывать меня.
— Не пялься! А не то вмиг глазенки повыцарапываю! — Проявила неожиданную агрессивность Лялечка.
— Больно-то надо, — парировала ведьма, — тем более, у меня свой мужик имеется.
Она кивнула на подошедшего Тусопиха.
— А это еще кто с вами? — Колдунья только теперь заметила мнущегося чуть поодаль Бабая.
Аббат тоже смотрел на султаныча, словно видел его впервые. А скорей всего так оно и было. Принц все время держался в стороне.
— Несчастный влюбленный, — поспешил я опередить Лялечку с ее определениями, — приснилась ему девушка, и с той поры потерял он покой. А зовут его Бабай.
— Да? — Мне показалось, что Кабалка как-то по-особому ухмыльнулась. — Получается, что он принц?
— Откуда узнала? — Встрепенулся султаныч.
— По осанке заметно. — Хмыкнула колдунья. — Ну, что ж, гости дорогие, прошу в дом.
— Тоже мне, колдунья нашлась, — прошептала Лялечка, — ни кошков дохлых, ни жабов сушеных.
Как и сама хозяйка, так и внутреннее убранство избушки ломало сложившиеся у меня совпадающие с Лялечкиными стереотипы о колдуньях и их пристанищах. Не было ни булькающих котлов, ни сушеных змей с лягушками, ни зловещих черепов и прочих атрибутов ведьмовства, которые я привык видеть в сказках. Опрятная, светлая, чисто прибранная горница. Дубовый стол, окруженный скамейками, за который мы тут же расселись, повинуясь приглашению хозяйки. Расторопная Кабалка в считанные минуты накрыла стол и мы приступили к позднему ужину.
Шпионские правила
— И что же про нас говорят в городе? — Спросил я Тусопиха.
— А, разное. То, что вы божьи посланники, то, наоборот, что исчадия ада. Конечно, на глазах у всех, вместо того, чтобы сгореть, вознестись в небо.
— А кардинал что думает по этому поводу?
— Понятия не имею. Гробовая тишина. Как в склепе. Полное отсутствие официальной версии.
— А неофициально? Ты же общаешься с духовенством.
— Полная неопределенность. С одной стороны, я живой, как видишь, это означает, что вроде как приняты и мое новое назначение, и объяснение по поводу ее побега. — Тусопих кивнул в сторону Кабалки. — А, с другой, новый аббат в городе — событие. Должно состояться по этому поводу заседание парткома. Тишина. Короче, ничего не ясно. Вот и Кабалка не спешит возвращаться домой…
— А что Далдон?
— Пьет.
— Но хоть как-нибудь он выразил свое отношение к произошедшему?
— Так и выразил. Горюет. Уж очень вы ему по душе пришлись. Так что он будет на вашей стороне, даже если вы к нему заявитесь вместе с Бздысыкпуком. — Тусопих переквадратился.
— Значит к нему завтра и пойдем.
— К Бздысыкпуку?!
— К Далдону! Ты-то с нами?
— А как же! Я теперь всегда с вами. До победы. Или до костра… Кабалка, неси бритву!
— Это еще зачем?
— Буду папиковский хохолок брить! Отрекаюсь от сана!
— Погоди. С этим всегда успеешь. Отрекайся пока только мысленно. Незачем кому-то еще, кроме нас, об этом знать. Ты больше пользы принесешь в качестве аббата.
— Будешь нашим Штирлицем. — Вступила в разговор Лялечка. — Явки и пароли обсудим позже. А, вот, в воротник какую-нибудь гадость надо сейчас вшить. Чтобы живым не сдаваться.
Тусопих с испугом взглянул на Чёртовушку.
— Не слушай ее. — Я поспешил успокоить аббата. — Этого не потребуется.
— Конечно, не потребуется, — тут же согласилась Лялечка, — но на всякий случай надо. Так у всех шпионов положено. Я бы себе тоже вшила, но у меня нет воротника. Да мне и без надобности. Я ж не просто Чёрт, а Чёрт ядовитый. В случае чего, укушусь и все. Прощай, Лялечка, мы никогда не забудем твой бессмертный подвиг! Все кругом плакают, рыдают и скулят. А некоторые даже безутешно воют. Идут пионеры — салют Лялечке. Плывут пароходы — гудят Лялечке. Едут паровозы — ту-ту Лялечке. Стоят телефоны — дзинь-дзинь Лялечке…
— Ляля, хватит.
— Ух, как всегда, на самом интересном месте. Там еще должны часики — тик-так Лялечке, машинки — би-бип Лялечке. — Чёртовушка обиженно надула губки, но тут же вновь умиленно улыбнулась, и высказала свою догадку. — Испугался за меня, да? Не волнуйся, я потом потихоньку откопаюсь и воскресну на радость всем скорбящим.
Я и правда испугался. За Тусопиха и Кабалку (не говоря уж о Бабае), которые разинув рты внимали патетическую речь Чёртовушки, добрая половина слов из которой была для них совершенно незнакома. А вкупе с Лялечкиным утверждением о ее принадлежности к дьявольской когорте, услышанное воспринималось ими, как сатанинское заклинание.
— Кабалка, а почему ты в город не возвращаешься?
— Хитроблуда боюсь. Он меня в покое не оставит.
— Почему? Я объявил, что ты действуешь по моему распоряжению, а так как меня все считают кардиналом, то тебе нечего опасаться.
— Официально, может и нечего. Хотя не уверена. А, вот, втихую он обязательно что-нибудь со мной сделает.
— Почему ты так думаешь?
— А потому что я про него кое-что знаю. Я же травки всякие знаю, вот люди ко мне ходят, когда хвороба какая приключится. Один раз заявилась девица с жалобой на живот. Говорит, пучит что-то и почему-то растет. Я как глянула, а она на сносях. Сообщила ей об этом, а она в крик. Верещит, что я ее честное имя позорю, что никогда ни один мужчина к ней не прикасался… Кроме кардинала, во время обряда изгнания бесов. Кое-как ее выпроводила. А через пару месяцев увидел он меня случайно на улице и тут же заявляет, что господь знак ему свыше явил, мол, в меня бесы вселились. Но мою загубленную душу еще можно спасти, и что мне несказанно повезло: его преосвященство успел вовремя заметить происки дьявола, и я должна на вечерней заре тайно выйти из города для проведения обряда изгнания. Я ему и рассказала, что думаю о его обрядах. И еще пообещала папеньке пожаловаться, если он вновь попытается меня домогаться. А отец мой, хоть и не знатного рода, но к царю вхож. Хитроблуд испугался скандала и, придравшись к мелочи, приговорил к сожжению. Если бы не он, — Кабалка кивнула на Тусопиха, — гореть бы мне синим пламенем…
— Значит, обвинения в колдовстве — ложь?
— Говорю же, кардинал хотел использовать меня, а когда не вышло, решил избавиться.
— С этим разберемся. Лишь бы он не успел за это время с Паханатом связаться и оттуда не сообщили, что никакого кардинала для проверки не посылали. А когда я выведу его на чистую воду и получу признание, пусть узнает, что я не священник. Посмотрим, кто кого.
Утренний визит
Брыкунка, Игогоку и Плешевона оставили в лесу, под присмотром Кабалки. А сами отправились в город на повозке, запряженной в Звездюлину, далеко до рассвета, чтобы исключить какие бы ни было кардинальские происки.
Корова всю дорогу по-доброму материлась, сообщая, что впервые ей попались такие разожратые пассажиры.