Остается третий вариант. Основной. Как следует из детективов, если что-нибудь произошло, то следует искать того, кому это выгодно. Исчезновение Лялечки было выгодно только одному человеку — Хитроблуду. Он поверил, что я настоящий посланец Пахана. Лялечка могла опознать в нем ночного визитера, и тогда…
Существовала небольшая несостыковочка. В том, что я истинный кардинал, глава царькома уверовал только во время нашей встречи. Тогда же и произошло исчезновение Чёртовушки. Выкрасть опасного свидетеля на всякий случай? Хотя, другого момента могло и не представиться.
Как только я пришел к этому выводу, то первым порывом было кинуться во дворец Хитроблуда, при помощи Далдоновых стражников перевернуть там все вверх дном и отыскать Лялечку. Но немного подумав, я понял, что таким образом можно только все испортить. Скорей всего кардинал предвидел мою подобную реакцию, и, значит, Чёртовушки в его дворце нет. Или она там очень хорошо спрятана.
Так или иначе, но действовать следовало осторожно. Если Хитроблуд узнает, что является главным подозреваемым, то с перепугу может натворить что-нибудь непоправимое.
Горестные раздумья
Зупдин стоял весь мокрый, а холодный пот все продолжал струиться по дрожащему телу. Кардинал и его верный помощник Олуих уже давно покинули приемный зал, а царский коровий все не решался выйти из-за портьеры. Да и онемевшие ноги отказывались слушаться.
Вот оно как получилось. А ведь ничто не предвещало. Подвела тяга к знаниям и желание этими знаниями с кем-нибудь поделиться. За соответствующее вознаграждение. Все время своей службы у царя, Зупдин чувствовал себя вполне комфортно под покровительством Хитроблуда. Еще бы. Далдон хоть и считался номинальным правителем, но ни одно решение не обходилось без кардинальского благословения, совета или пожелания, которые на самом деле были ни чем иным, как приказами. Так что, фактически царством управлял первый секретарь царькома, выше которого был только сам Пахан.
Все переменилось в одночасье. С появлением секретного кардинала. Зупдин корил себя за то, что не смог распознать в нем истинного посланца генсека, а принял его за самозванца. И если бы тогда он не стал помогать Хитроблуду, а наоборот, «исповедовался» бы новоприбывшему об известных кардинальских тайнах, то сейчас все было бы иначе.
А теперь два кардинала желали его смерти. Один, за то что слишком много знал, а другой лично предупредил, что его ожидает, случись что с девчонкой. Даже если сейчас пойти к секретному посланцу и выложить ему всю подноготную про Хитроблуда, в лучшем случае посчастливится умереть без пыток. Такая перспектива совсем не устраивала коровьего. Единственный выход — бежать. Как можно дальше. Надо только вызволить из Далдонова дворца свои сбережения. Он уже дважды подбирался к ним совсем близко. Но повсюду рыщут стражники, в поисках именно его, Зупдина.
Удалось даже подслушать, как Далдон пообещал своим воинам и слугам вознаграждение за поимку коровьего, но эти сволочи отказались. Сказали, что лучшей наградой будет сам Зупдин, и попросили, чтобы после того, как коровий станет больше непотребен царю, пусть он подарит его дворцовой страже и лакеям. Далдон пообещал. И это в благодарность за долгие годы верной службы!
Неизвестно, что лучше, быть тихонько зарезанным Олуихом, сожженным, то бишь замороженным кардиналом Андреем, или попасть в руки дворцовой челяди. Недолюбливали Зупдина царские люди. А за что? Непонятно. Наверное, из зависти его высокому положению. Ну, держался немного высокомерно. Но, так, должность обязывала. Подумаешь, применял плетку для воспитания нерасторопных… А, вдруг, они догадались, что это по его, Зупдиновым, наветам отправились на костер три стражника и штук пять лакеев? Тогда совсем другой расклад получается…
Коровий покинул свое укрытие далеко за полночь. Кардинальский дворец не охранялся, какой безумец по доброй воле захочет туда проникнуть? А как попасть в царские хоромы, минуя все хитроумные засады и посты, Зупдин знал лучше всех.
Жертва ностальгии
Как и двое суток назад я лежал на широченной кровати гостевых покоев и опять не мог заснуть. Поиски Лялечки продолжались до глубокой ночи. Безрезультатно.
Периодически я все же погружался в беспокойную дрему, но облегчения это не приносило. Кошмарные видения сменяли друг друга, заставляя меня просыпаться.
Небо за окнами начало едва заметно сереть, обозначая приближение зари, когда в коридоре раздался какой-то шум. Я опрометью выскочил из покоев. Над распростертым телом стоял счастливо улыбающийся Далдон.
— Я же говорил, что достану гаденыша! Мои стражники хоть и добросовестные, но безответственные. Пришлось самому покараулить.
Под его ногами лежал недвижимый Зупдин.
Из соседних покоев появился заспанный Тусопих. Оценив ситуацию, поинтересовался:
— Покойничка отпевать или анафеме предавать будем?
— Живой он, — мне даже послышалось легкое разочарование в голосе царя, — такие от одного удара в лоб не дохнут. Давайте, ребятушки, — царь обратился к подтягивающимся и зевающим слугам, — несите его в трапезную залу. Будем его допрашивать, а заодно и медовухой завтракать.
Бесчувственного Зупдина усадили на стул, окатили холодной водой. Придя в себя, коровий быстро сориентировался и, не дожидаясь вопросов, обратился ко мне:
— Товарищ ваше преосвященство, моя грешная душа требует покаяния, по сему желаю исповедаться…
Вообще-то, на сколько мне известно, исповедь предполагает признание собственных грехов. Но Зупдин каялся в чужих. Попросту стучал на своего бывшего покровителя, выставляя себя за подневольного участника событий. Нас это вполне устраивало. Никто не собирался даровать бывшему коровьему отпущение грехов.
Он многое мог бы поведать про Хитроблудовы делишки, но я велел сконцентрироваться только на интересующих нас событиях.
Через полчаса мы уже знали как он «исповедался» кардиналу в ту ночь, как Хитроблуд под угрозой анафемы вытребовал ключ от царской темницы, как потом приходилось скрываться от царского гнева в кардинальском дворце. Как щемящая душу ностальгия заставляла его снова и снова возвращаться по ночам в царские хоромы. Как вчера на рассвете он чуть не натолкнулся на нас, когда мы выходили из Далдоновой опочивальни. Как опять «исповедался» по этому поводу. Как после этого Хитроблуд и его верный помощник долго о чем-то совещались (подслушать, к великому сожалению, не удалось), как потом был приглашен я (содержание моей беседы с кардиналом Зупдин слышал до единого словечка). Как после моего ухода Хитроблуд спрашивал у Олуиха о том, как сработал их неведомый план. Как опять тоска погнала его в царский дворец, и как он несказанно обрадовался, встретив неизвестно почему гневающегося Далдона.
— Есть ли у кардинала какое-нибудь тайное пристанище, в котором он мог бы творить свои тайные делишки?
— А как же. Конечно есть. Только не в нашем царстве. Во владениях князя Бявлыдка. Как раз на границе с нами. Там княжеский приграничный замок. Настоящая крепость. Я краем уха слышал, что князь души не чает в Хитроблуде, хотя собственный епископ имеется. Туда-то и отправляет секретарь царькома симпатичных девок. Для проведения обряда изгнания бесов…
Неожиданно глаза коровьего округлились, рот раскрылся. Он смотрел куда-то мимо нас.
— Он, он, держите его, он убить меня хочет! — Завизжал Зупдин, показывая пальцем на одного из прислуживающих нам лакеев.
— Они все этого хотят, — спокойно ответил Далдон.
— Да, нет же! Это Олуих!
Мы уставились на слугу. Тот, хищно озираясь, попятился.
Взять его! — Приказал царь.