— Мне кажется, мы оба ошибаемся,— сказал я.— Вы-то уж наверняка. Может быть, мы заодно? — Слова произносились с трудом, в горле пересохло, язык прилипал к нёбу, но в общем получилось неплохо. Как раз, как я хотел — тихо и спокойно. Вдруг он чокнутый? Рассмешить его. Все, что угодно, лишь бы остаться в живых. Я кивнул на табуретку, стоящую с моей стороны стола.— День был тяжелый. Посидим, поболтаем немного, о’кей? Я не буду опускать руки, даю слово.
Никакой реакции. Белый оскал, светящиеся глаза, небрежное презрение и сталь револьвера в стальной руке. Я почувствовал, как пальцы мои непроизвольно сжимаются в кулак, и быстро разжал их снова. Я ничего не мог поделать с приливом ярости, вдруг охватившей меня.
Я улыбнулся, как мне показалось, дружелюбной, открытой улыбкой и медленно подошел к табуретке. И все это время не спускал с него глаз, с застывшей до боли улыбкой и еще выше подняв руки. «Миротворец» уложит быка с шестидесяти ярдов, обо мне и говорить нечего. Я пытался прогнать от себя эту мысль, но у меня всего две ноги и я к ним обеим по-своему привязан.
Пока мне удалось их сохранить. Я уселся, не опуская рук, и, наконец, вздохнул. Оказывается, я не дышал все это время, не отдавая себе в том отчета, что было нетрудно понять, ибо голова была занята костылями, потерей крови и другими, не менее интересными вещами.
Кольт, как и прежде, не шелохнулся. Ствол не следил за мной, пока я пересекал каюту, он был направлен в то место, где я находился десять секунд назад.
Я рванулся к руке с пистолетом. Быстро, но не слишком, будучи почти уверен, что можно не спешить вовсе. Не подумайте, что я окончательно впал в маразм, как мой шеф, который считает, что делает мне честь, поручая самую грязную работу. Я не люблю испытывать судьбу, когда в этом нет необходимости.
Правильно питаясь, я держу себя в хорошей форме, хотя ни одна страховая компания в мире не возьмет меня в клиенты, уверен, что с честью пройду через сито самой придирчивой медицинской комиссии. Но мне не удалось вырвать пистолет. Рука была действительно словно из мрамора, только холоднее. Я был прав, почувствовав запах смерти, но старая плутовка с косой к тому времени уже удалилась, оставив за собой безжизненное тело. Я встал, проверил, зашторены ли иллюминаторы, бесшумно закрыл дверь, запер ее и зажег свет.
В детективных романах об убийствах в старинных английских замках почти никогда не возникает проблем с определением точного времени совершения преступления. После беглого осмотра, с умным видом поколдовав над телом, ученый доктор отпускает руку трупа и произносит: «Смерть наступила в 11 часов 57 минут прошлой ночью» или что-то в этом роде, после чего с виноватой улыбкой, как бы выдавая свою принадлежность к бренному человеческому роду, добавляет: «Плюс минус одна минута...» В жизни ученому доктору приходится куда труднее. Вес, рост, окружающая температура и причина смерти настолько значительно часто непредсказуемо влияют на охлаждение тела, что предполагаемое время наступления смерти можно определить с точностью лишь до нескольких часов.
Мне до ученого доктора далеко, тем более что я вообще не медик. Мог сказать по поводу сидящего за столом только одно: смерть наступила достаточно давно, так как труп уже окостенел, но и не слишком давно, так как окостенение еще не прошло. Он был тверд, как будто замерз в сибирской тундре. Сколько часов прошло с момента смерти, я не имел понятия.
На рукаве у него было четыре золотых нашивки, что означало звание капитана. Капитан в радиорубке. Капитана не часто застанешь в радиорубке, тем более за передатчиком. Он сидел, откинувшись на спинку стула. Голова склонилась набок, затылок был прикрыт рукавом куртки, свешивающейся с крючка на переборке. Труп окоченел в этом неестественном положении, хотя было ясно, что он должен был неминуемо соскользнуть вниз и упасть лицом на стол.
Явных следов насилия не было. Однако, понимая, что вряд ли он умер естественной смертью в тот момент, когда собирался немного поупражняться в стрельбе из пистолета, я решил осмотреть труп более тщательно. Попытался оторвать его от стула, но он не поддавался. Потянул сильнее, услышал звук рвущейся материи, и труп соскользнул со стула, упал на пол, выставив вверх окостеневшую руку с зажатым в ней кольтом.
Теперь стало ясно, отчего он умер и почему не упал лицом на стол. Его убили предметом, торчащим из спины где-то между шестым и седьмым позвонками. Рукоятка этого предмета зацепилась за карман висящей на переборке куртки, и труп застрял в этом неестественном положении.
По долгу службы мне часто приходилось видеть людей, погибших самым странным образом, но я впервые видел человека, убитого стамеской. Шириной в полдюйма, самая обычная плотницкая стамеска, с той только разницей, что деревянная ее ручка была в резиновом чехле, чтобы не оставалось отпечатков пальцев. Полотно стамески вошло в спину как минимум на четыре дюйма. Даже предположив, что она была заточена, как бритва, было ясно: человек, нанесший удар, обладал недюжинной силой. Я попытался вытащить стамеску, но безуспешно. Такое нередко происходит с ножом: пробитые кости или хрящи сжимаются при попытке вытащить лезвие обратно. Я решил больше не пробовать. Возможно, убийца сам уже пытался это сделать. Вряд ли он рассчитывал оставить такой ценный инструмент. А может быть, ему помешали. Или у него целый набор полудюймовых стамесок, и ему ничего не стоит забыть одну из них у кого- нибудь в спине.