Удар был не слишком силен, потому что моя правая нога еще адски болела, и не очень точен, так как было темно, но в данных обстоятельствах его должно было хватить, чтобы человек покатился по полу, корчась от боли. Но он не сдвинулся с места, только согнулся пополам, обхватив себя руками. По человеческим меркам его нельзя было судить, это уж точно. Глаза его сверкали, но что в них отражалось, я не разглядел, да это меня и не волновало.
Я смылся. Мне вспомнилась горилла, которую я видел в базельском зоопарке. Черное, мохнатое чудовище шутя скручивало в восьмерки огромные покрышки от грузовика. Оказаться рядом с этим парнем на палубе, когда он придет в себя, для меня было равносильно встрече с гориллой. Я обогнул радиорубку и по трапу взлетел на крышу, прижавшись всем телом к ее стальной поверхности.
Люди с фонарями уже поднимались по трапу, ведущему на мостик. Мне нужно было попасть на корму, где на крюке, перекинутом через борт, крепилась веревка. Я ею воспользовался, чтобы проникнуть на корабль. Но это было невозможно, пока на палубе был народ. И вдруг я понял, что это вообще не удастся. Ни о какой конспирации больше не могло быть и речи — кто-то включил прожектора, и палубы залило ярким светом. Один из прожекторов был укреплен на мачте рядом с радиорубкой, почти непосредственно надо мной. Я чувствовал себя на всеобщем обозрении, как муха на белом потолке. Я еще сильнее прижался к поверхности крыши, как будто хотел вдавить себя внутрь.
Они уже поднялись на мостик и подошли к радиорубке. Я услышал возгласы удивления и ругательства— значит, они обнаружили раненого. Его голоса не было слышно — выходит, он еще не обрел дар речи.
Отрывистый голос с немецким акцентом отдавал приказания.
— Кудахчете, как курры. Замолчать! Жак, автомат у тебя при себе?
— Так точно, капитан,— у Жака был спокойный голос человека, который хорошо знает свое дело.
В других обстоятельствах такой тон действует успокаивающе, но не сейчас.
— На корму. Займи позицию у входа в салон. Прикрывай среднюю часть палубы. Мы пойдем на бак и двинемся в сторону кормы, растянувшись в цепочку. Будем гнать его на тебя. Если будет оказывать сопротивление, дай очередь по ногам. Он мне нужен живым.
Боже, это было похуже «Миротворца». Он хотя бы стреляет одиночными пулями. Не знаю, какой системы автомат у Жака, но из него сразу вылетает не меньше дюжины пуль. Я почувствовал, как снова напряглись мышцы правой ноги. Видимо, у меня выработался условный рефлекс.
— А если он прыгнет за борт, сэр?
— Мне тебя учить, Жак?
— Все понял, сэр.
Я был не глупее Жака. Я тоже все понял. Противное ощущение сухости во рту опять вернулось. В моем распоряжении была минута, не больше. Потом будет поздно. Я потихоньку соскользнул с крыши радиорубки и оказался на мостике с правого борта, на противоположной стороне от того места, где капитан Имри инструктировал своих людей. Я опустился на палубу и пополз к рубке рулевого.
Фонарь мне был ни к чему. Отраженный от стен рубки свет палубных прожекторов обеспечивал прекрасное освещение. Сидя на корточках, стараясь не подниматься выше уровня окон, я огляделся и сразу обнаружил то, что хотел — металлический ящик с аварийными сигнальными ракетами.
Два взмаха ножом понадобилось, чтобы перерезать ремни, на которых ящик крепился к полу рубки. Кусок веревки, длиною футов в десять, я привязал к ручке металлического ящика. Затем вытащил из кармана пластиковый мешок, снял куртку, стянул прорезиненные морские штаны, которые были надеты поверх легкого водолазного костюма, и сложил все в мешок, закрепив его на поясе. Куртка и матросские брюки были мне очень нужны.
Человек, одетый в мокрый резиновый водолазный костюм, вряд ли смог беспрепятственно разгуливать по палубе «Нантвилля». А в той одежде, что на мне, я вполне мог сойти в темноте за члена команды, как уже однажды было. Не менее важным было и то, что я покинул гавань Торбея еще днем, а вид человека в водолазном костюме, отправляющегося на ночь глядя на лодке в открытое море, тоже не мог не вызвать подозрений. Дело в том, что жители провинциальных городков на северо-западном побережье и на Островах ничуть не менее любопытны, чем их сограждане с Большой земли. Некоторые считают, что это еще слабо сказано.