Ядра крошили ледяные скалы. От падающих снарядов вскипала вода. Борт «Пилигрима» был пробит в нескольких местах.
На палубу валились обломки рей и обрывки снастей, обрушилась за борт грот-мачта…
Капитан корвета крикнул в рупор: — Поворот через фордевинд! Отвечать на огонь!
Дик Сенд навалился на штурвал. Судно, кренясь, сделало крутой поворот, уходя за айсберги…
Немо и Гулливер палили по фрегату из кормовой пушки. По палубе сновал Петя, поднося ядра.
— Пьер! В каюту! — перехватил его Тартарен.
Он отнял ядро и столкнул Петю в люк, задраив крышку над головой мальчика. Затем Тартарен, преодолевая страх, пополз по палубе, волоча за собой ядро.
В это время из соседнего люка появилась голова Пети. Маленький капитан пробрался за спиной Тартарена и начал подносить ядра ко второй пушке, из которой вели огонь капитан корвета и Робинзон Крузо.
Командир «Коршуна», принимая от Пети ядра, крикнул сквозь пороховой дым:
— Молодец! Так держать, бравый юнга!
— Есть, так держать, капитан!
Меткий пушечный выстрел Робинзона Крузо поразил прислугу у носовой скорострельной пушки фрегата капитана Николя. Взрывная волна унесла цилиндр Барбикена за борт и свалила с ног вдову Скорбит. Отчаянно залаял пудель.
Пользуясь замешательством, переодетый матросом Мюнхгаузен в облаках порохового дыма подбежал к умолкавшей пушке и, повернув дуло к облакам, открыл беглый огонь. Выстрелы следовали с неравными интервалами и, точно глухие удары в барабан, разносились над морем.
Командир «Коршуна» поднял закопченное от пороха лицо и прислушался к методическим выстрелам:
— Капитаны! Внимание! Этот беглый огонь ведется по какой-то системе.
И действительно, выстрелы напоминали телеграфные сигналы.
— Позвольте, — заметил Немо. — Стрельба ведется по азбуке Морзе!
— Точка… тире… точка… точка… тире, — записывал Дик.
Петя пробрался к пятнадцатилетнему капитану и заглянул через его плечо на листок бумаги:
— Разрешите мне расшифровать. Меня научил папа, когда был в отпуске…
«Вы атакованы… Пушечным клубом… Продолжайте… заседание… положитесь… на… меня… Мюн…»
И вдруг скорострельная пушка умолкла.
— Ах, Мюнхгаузен! — догадался Тартарен. — Но почему только «Мюн…»?
И если бы Тартарен мог перенестись на борт фрегата Пушечного клуба, в салон вдовы Скорбит, он бы понял, почему эта необычная телеграмма оборвалась.
Крепкие руки матросов держали Мюнхгаузена. Его допрашивали заправилы Пушечного клуба.
— А я утверждаю… Этот матрос не просто вел огонь. Он подавал какие-то сигналы! — бушевал Барбикен.
Барон с горячностью начал оправдываться:
— Господин директор-распорядитель! Господа члены! Госпожа вдова Скорбит! Я должен был испытать пушку и как следует пристреляться…
С верхней палубы в салон доносились звуки пушечной канонады. В каюте качались люстры и подвески у бра.
— Допустим. Но кто вы такой? Я вас не нанимала… — подозрительно спросила вдова Скорбит. — Я хорошо помню, кому плачу деньги.
— Какие деньги? — нарочито возмутился Мюнхгаузен. — Я свободный художник — артиллерист! Артист ядра и пули!
В это время осколок ядра разбил иллюминатор над его головой, но барон как ни в чем не бывало продолжал свой рассказ:
— Представьте себе, мой друг, капитан Фиппс, остался без спичек на необитаемом острове и не мог закурить свою сигару. А я находился на бриге за десяток миль. Один меткий выстрел из пушки — и зажигательный снаряд угодил прямо в кончик сигары. Правда, Фиппсу снесло голову, но он успел прикурить!
Барбикен вынул изо рта потухшую сигару и нервно бросил ее в пепельницу.
— Этот человек мне нравится!.. — засмеялась вдова Скорбит.
— И совершенно напрасно! — крикнула миледи, входя в салон в сопровождении Негоро и Билла Аткинса. Она пробежала по качающемуся полу прямо к пленнику, разорвала на нем матросскую куртку и содрала с головы берет.
— Мюнхгаузен! — хором вскричали члены Пушечного клуба, увидя перед собой барона в его красочном одеянии. И это восклицание прозвучало как приговор.
Бедный барон был привязан к дулу большой пушки. Артиллеристы ждали команды. К орудию подошла торжествующая миледи:
— Что бы вы хотели сказать перед смертью, барон?
— Я любил и страдал! — не задумываясь ответил Мюнхгаузен. — Я любил правдивые истории и страдал, когда не мог их придумать.
— Итак, один из знаменитых капитанов отправляется в свое последнее путешествие… — с удовольствием отметила вдова Скорбит.