Или всё же… Не запах ли её духов остался на папиной рубашке, висящей на спинке кровати? Или мне просто чудится этот аромат летних сумерек? Нет, Харриет всё-таки присутствовала здесь. Я её чувствовала. Значит ли это, что любовь и вправду объединила их с папой?
Чушь! Я сердито взбила подушку. То, что любовная интрижка закончилась трагически, ещё не превращает её в истории Ромео и Джульетты. Папа с грохотом рухнул мимо кровати. И что-то иное, помимо раздражения, придало мне сил взгромоздить его на постель. Это был голос мамы, отчётливо звучавший в моей голове: «День выдался долгим, милая, и у тебя не было времени как следует всё обдумать. Не удивительно, что ты сердишься. Почему бы тебе не проветриться?»
Чья-то рука мягко коснулась моего плеча. Я подпрыгнула, не сдержав вопля, и обернулась. Это была всего лишь открытая дверь.
– Ты что-то сказала, Жизель? – сонно пробормотал папа.
– Нет, просто решила поорать.
– А, ну тогда хорошо!
Как же, дождёшься от него сочувствия. Я вздохнула и подоткнула плед. Но в душе моей застряла обида. Так Харриет работала в Оклендсе? Интересно, это тот же самый Оклендс, где недавно лечилась тётушка Лулу? Какое-то смутно воспоминание мелькнуло и тут же исчезло. Папа рассказывал, как они с Харриет проводили время… Воспоминание вертелось словно головастик, скользкое и неуловимое. Ну и ладно, решила я и тут же вспомнила всё с предельно чёткостью. Харриет говорила папе о тётушке, которая, по её мнению, живёт в Читтертон-Феллс или где-то неподалёку, и что по мужу фамилия этой тётушки – Оклендс. Или так назывался её дом… Если папин рассказ точен, воспоминания Харриет не отличались правдивостью.
С кровати вновь донеслось бормотание. Я прислушалась.
– Очень странные маленькие человечки…
– Кто?
– Родственники Харриет.
– Да, весьма своеобразные.
Я принялась стягивать с него ботинки.
Может, вспоминая о своей тётке, Харриет думала о том времени, когда работала в Оклендсе? Да и вообще, существует ли в природе эта тётка? Или Харриет выдумала её в следующий миг после того, как папа поведал, что я живу в Читтертон-Феллс? А Оклендс упомянула, дабы расцветить рассказ вкраплениями правды…
– Как их зовут, Жизель?
– Кого, папа?
– Этих назойливых людей, что приходили за Харриет.
– Хопперы. Сирил, Дорис и Эдит.
– Мне стоит большого труда, Жизель поверить, будто эти Хоббиты – если тебе втемяшилось в голову так их называть – имеют родственное отношение, пусть даже и отдалённое, к моей дивной и божественной Харриет.
Может, и не имеют. Может, на самом деле они её сообщники! Впервые я прямо и честно подумала о том, что Харриет вполне сознательно втянула папу в какую-то грязную историю.
Отец закрыл глаза. Я поставила ботинки под стул, наклонилась, поцеловала его в щёку и выскользнула из комнаты. Пусть хорошенько выспится. Возможно, к тому времени, когда папа проснётся, урна снова будет в Мерлин-корте.
Я задержалась в холле, чтобы позвонить. Трубку сняли после первого же гудка. Если голос Мамули и звучал устало, то это была довольная усталость. Я и без слов знала, что близнецы висят у неё на юбках, а на руках она держит малютку Розу. Папуля занят ужином, сообщила свекровь. Сосиски второй вечер подряд, но на этот раз с жареным картофелем и печёной фасолью. Она уже приготовила пудинг с патокой и теперь собирается открыть большую банку горчицы. Тут трубку выхватил Тэм. Он видел пять кошек на стене, когда гулял с Папулей, а Эбби плохо себя ведёт. Теперь трубка перекочевала к его сестре. Объяснив, почему она выкинула из окна куклу, моя дочь, задыхаясь от восторга, поведала, что дедушка заплёл ей косички и собирается завтра купить розовые ленточки. А сейчас она должна идти играть. Но со мной хочет поговорить Роза…
Я обнаружила Бена на кухне. Без лишних слов он сунул мне чашку с блюдцем. Я всегда знала, что в трудную минуту могу рассчитывать на своего ненаглядного. А вот общества Фредди и тётушки Лулу я вовсе не жаждала. У моего драгоценного кузена имеется собственное жилище, а в Мерлин-корте полно вещей, которые можно стащить. Например, мою жуткую фотографию со стены.
– Привет, Элли! – Фредди повернулся ко мне со скорбным лицом. – У тебя не найдётся места в холодильнике для мамули?
Я посмотрела на Бена. Согнав Тобиаса с кресла-качалки, он сел и сообщил:
– Фредди с тётей Лулу поссорились.
– Они не могли бы заниматься этим где-нибудь в другом месте?
– Не очень гостеприимно, милочка. – Тётушка с наслаждением впилась в сандвич с языком. – К твоему сведению, ссоры без зрителей не приносят никакого удовольствия. К тому же я люблю поболтать.
– Да? Так поболтайте с Фредди.
– С Фредди? Ха! Мой сын жуткий болтун. Ему бы только языком трепать. А я люблю, когда меня слушают. У Фредди же в одно ухо влетает, а в другое вылетает. – Тётушка Лулу облизнулась. – Вкусно. Ты должен дать мне рецепт, Бен.
– О, Элли ты бы только послушала мамулю! Она несёт полную чушь в расчёте на то, что я сочту её законченной тупицей и отстану со своими поучениями. – Казалось, Фредди готов задушить себя собственной косицей. – Но этот номер не пройдёт, мамуля! Ты больше не будешь принимать приглашения незнакомых людей, не станешь разъезжать на чужих машинах и прекратишь разглагольствовать о том, как приятно быть клептоманкой.
Тётя Лулу грустно посмотрела на отпрыска:
– Иногда кажется, что в роддоме мне всучили не того ребёнка.
– Правда? – На лице кузена мелькнул проблеск надежды. – Давай, мамуля, вспомни! Может, я и в самом деле не твой сын? Ты отправилась в больницу, якобы удалить гланды, там я попался тебе на глаза, и ты не долго думая, умыкнула меня, пока доктор любезничал с медсестричкой…
– Вряд ли. – Тётя Лулу поджала губки. – Нет, дорогой, так быть не могло. Я рожала тебя дома. Кстати, до сих пор не знаю, для чего нужны те щипцы, которые я во время родов стащила у акушерки.
– Как насчёт ужина? – Бен сладко потянулся.
– Фредди с тётей Лулу отказываются! Да и я пока тоже. Лучше прогуляюсь до домика священника, – может, мистер Эмблфорт вернулся.
– А почему нельзя позвонить?
– Заодно подышу свежим воздухом.
– Я с тобой.
– Лучше останься дома, на тот случай, если проснётся папа.
– Так и быть, провожу кузиночку, – встрял Фредди.
– Не надо. – Мне действительно хотелось побыть одной и поразмышлять.
– Надо, – решительно возразил Бен.
И спорить я с ним была не вправе, поскольку сама вбила в его голову мысль, что вокруг Читтертон-Феллс плетутся дьявольские интриги, а злодеи пометили нашу деревушку на своих картах. И отныне там, где раньше была безобидная географическая точка, чернеет жирная клякса всемирного зла. Да и Фредди не мешает пройтись, чтобы унять раздражение по поводу тётушки Лулу.
Раздражение – слишком сильное слово. Я прекрасно знала, что Фредди любит свою мать, несмотря на её причуды, и готов ради неё на всё, если, конечно, тётушка Лулу не потребует остричь косицу, сбрить бородёнку или поселиться под отчим кровом. А значит, теперь все мы в одной лодке. Мой отец больше не был незнакомцем, который вчера вечером вошёл в дверь. Казалось, папа вернулся много лет назад, и я вновь поняла, что любовь – это сложное чувство.
– Тебе следовало надеть куртку, – брюзгливо заметил Фредди, когда мы вышли из ворот и повернули в сторону дома священника.
День угасал, неторопливо переходя в сумерки. Со стороны моря дул свежий ветер, деревья нервно подрагивали ветвями, словно тоже чувствуя надвигающуюся угрозу.
– У меня тёплый кардиган, – соврала я.
– Нечего мне тут заливать! – Фредди искоса посмотрел на меня. – Ты так и трясёшься.
– Кстати, твой наряд тоже не назовёшь всепогодным. – Я со значением глянула на протёртую на локтях фуфайку и рваные джинсы.
Фредди ухмыльнулся:
– Люблю, когда одежда хорошо проветривается. Кроме того, если бы я нацепил приличную куртку и, боже упаси, галстук, Рут могла бы неправильно истолковать наш визит.