– Кто это сказал? Шекспир?
– Сейчас не время для плоских острот.
– Элли. – От этого рассудительного голоса даже самая правильная жена полезла бы на стенку. Я заскрежетала зубами. – Элли, если бы я хоть на минуту подумал, что твой отец в опасности, я бы не стал наблюдать, как Кэтлин Эмблфорт разбрасывает фрукты по нашей гостиной. Меня грызёт совсем другое – получается, что мы так и не узнаем, что же было в этой треклятой урне!
– Вот что, Бен! Необходимо забрать урну назад! А заодно и спасти папу. Ты случайно не помнишь, куда мы положили пистолет мистера Прайса?
Глава двадцать вторая
К старинной гостинице, которая теперь называлась пансион «На утёсе», мы с Беном подъехали с интервалом в несколько секунд. Ехать решили порознь, поскольку всё равно надо было вернуть леди Гризуолд её «хонду», а на двух машинах преследовать злодеев проще. Низкие серые облака и пронизывающий ветер усиливали тревогу. Дрожа всем телом, я выбралась из машины и огляделась. Пёстрое великолепие осени исчезло, казалось, за одну ночь. На кустарниках поблёскивали искры инея. Бен присоединился ко мне, и, взявшись за руки, мы захрустели по гравиевой дорожке. У самого крыльца стоял папин драндулет.
– По-моему, всё не так плохо, Элли. Твой отец ещё здесь.
– Да, но цел ли он…
– Разумеется, цел! – Бен забарабанил дверным молоточком. – Даже если Хопперы задумали недоброе, вряд ли они решатся на злодейство прямо в пансионе.
– Ну да, в общей гостиной, возможно, и постесняются, но папу ведь так легко заманить в укромное местечко и там уже без помех расправиться. Хопперы намекнут, что у них огромная коллекция акварелей несравненной Харриет, и бедный папа с готовностью поспешит куда угодно, как агнец на заклание. А потом Хопперы пулей вылетят из пансиона и скроют в неизвестном направлении, прихватив с собой проклятую урну.
– Будет тебе, Элли, зачем давать волю воображению.
– Как зачем? Ведь папа…
– Наверняка единственная неприятность Морли сейчас в том, что ему приходится пить растворимый кофе и грызть окаменевшее печенье. И подаёт всё это миссис Блум. А если эта дама хоть капельку похожа на свою сестрицу миссис Поттер, то она ни за что на свете не уйдёт из гостиной, дабы не упустить ничего интересного.
– Они совсем не похожи, – буркнула я в ответ. – Миссис Блум – нелюдимая и замкнутая особа. Возможно, потому, что живёт в доме, некогда слывшем притоном контрабандистов.
Я понимала, что завелась настолько, что сам святой Этельворт мог бы потерять терпение, но остановиться не могла. Напряжённое ожидание, когда же наконец откроется дверь, выводило меня из себя. Даже Бен согласился, что прошла уже целая вечность и миссис Блум могла бы быть порасторопнее. Только я открыла рот, чтобы предложить выбить дверь, как раздался скрип петель и мы нос к носу очутились с миссис Блум. Это была высокая, тощая и костистая дама. Её лицо могло испугать даже самого отчаянного смельчака, который, беззаботно насвистывая, прогуливается по кладбищу в ночь на Хэллоуин.
– Мистер и миссис Хаскелл? Входите! (Гул пылесоса, подавившегося крупным мусором, звучит, по-моему, гораздо приятнее её голоса.) А я всё гадала, когда же вы наконец объявитесь. Вытрите ноги о коврик! Ни к чему тащить сюда всю грязь с улицы. Вот так!
Мы с Беном послушно заскребли ногами о видавший виды коврик. Миссис Блум с треском захлопнула дверь и проследовала в холл. Неровный пол из сосновых досок скрипел при каждом шаге, сквозь слабый запах плесени угадывался деревянный аромат бочонков с бренди. Воображение услужливо нарисовало, как тёмной ночью контрабандисты вкатывают бочонки в дом, освещая дорогу керосиновыми лампами. Но я не стала поддаваться очарованию древности.
– А почему… Так вы нас ждали? – спросила я спину миссис Блум.
– Вам разве не передали? – Хозяйка свернула в узенький коридорчик, освещаемый крошечной тусклой лампочкой.
– Что не передали?
– Мои слова. Я ведь беседовала с этой вашей миссис Мэллой.
– Мы её не видели. – Моё сердце колотилось так, будто под дверями гостиницы собралась вся королевская рать и требует её впустить. – Что вы хотели сообщить нам, миссис Блум?
– Мистер Саймонс появился здесь около часа назад. Стоило мне открыть дверь, и он буквально ввалился в дом. Ваш отец едва держался на ногах и не мог связать двух слов. Сколько я ни принюхивалась, но запаха спиртного так и не почувствовала, и тем не менее ваш родитель, миссис Хаскелл, был пьян! – Всё это миссис Блум выпалила на одном дыхании. – Повинуясь христианскому долгу, я отвела мистера Саймонса в заднюю комнату, чтобы он не попался на глаза моим постояльцам. Не хватало только объяснять, что я вовсе не якшаюсь с запойными пьяницами. У меня как-никак приличное заведение. Словом, я уложила вашего отца на диван, а сама отправилась звонить в Мерлин-корт. Когда же вернулась, мистер Саймонс принялся бормотать, что прибыл встретиться с семейством Хопперов, которые живут в моём пансионе. Разумеется, я не стала тревожить этих почтенных людей. Постояльцам прежде всего требуются тишина и покой, а не компания забубённых пьянчужек! Так и знайте, миссис Хаскелл!
Она распахнула дверь, и тут подал голос Бен.
– Мой тесть вовсе не пьяница, миссис Блум, – сердито сказал он. – Я уверен, что вы просто ошиблись.
– Не пьяница, говорите? А нос у него как у пьяницы! – Скорбное лицо миссис Блум ясно давало понять, что красный нос – верный признак алкоголизма. – У моего дяди был такой же, и вовсе не потому, что он поливал томатным соусом яичницу с беконом.
– Сегодня холодно, – натянуто ответила я. – Полагаю, что мой нос тоже покраснел.
– Всему виной бренди! В конце концов выпивка свела дядю Джорджа в могилу.
Сказать, как мало общего между её покойным дядей и моим отцом, я не успела, поскольку внезапно вспомнила, что с тех пор, как папа объявился в Мерлин-корте, мы регулярно вливали ему в глотку бренди. Взгляд Бена ясно говорил, что он думает о том же. Пришлось проглотить возражения и следом за миссис Блум войти в маленькую и тёмную комнатёнку.
На окнах висели дырявые пыльные шторы из красного бархата, мебель вся как на подбор была колченогая и кривобокая, из дивана во все стороны торчали пружины.
Между пружин торчали папины ноги.
– Оставляю вас с этой заблудшей душой! – Миссис Блум повернулась, чтобы уйти, но тут вспомнила о своём христианском долге. – Наверное, надо бы угостить вас кофе. Растворимым. Мне некогда рассусоливать, надо ещё как следует прибраться.
Благодарили мы с Беном уже закрытую дверь. Опомнившись, я бросилась к папе, опустилась на колени и ласково погладила руку, свисавшую с дивана. Что же с ним? Миссис Блум, эта добрая душа, не сочла нужным послать за доктором. Значит, с папой всё в порядке… Какая чушь! Хозяйка пансиона поставила диагноз, припомнив своего дядюшку Джорджа, ей даже в голову не пришло, что, быть может, папа не пьян, а болен…
– Где я? – Папа открыл один глаз как раз тогда, когда я решила, что он находится в коме, из которой уже не выйдет.
– В пансионе «На утёсе», – прошептала я тихо.
– А что я здесь делаю?
– Вы приехали повидать Хопперов, – сказал Бен, выглядывая у меня из-за спины.
– Никогда о таких не слышал, – пробормотал папа.
У него амнезия!
– Это родственники Харриет. – Я едва сдерживала слёзы. – Ты собирался отдать им урну.
Папа попытался привстать, поморщился и вновь опустился на диван. Несколько мгновений он лежал совершенно неподвижно, затем ресницы его дрогнули и он с усилием открыл глаза. Во взгляде читалось смутное узнавание.
– О, дочь моя Жизель! Память мучительными и неспешными волнами возвращается ко мне. Наверное, в том вороватом священнике всё-таки взыграла совесть, и он вернул урну. Я нашёл её на кухне, на шкафчике… Помню, как вошла Лулу и фрау Грундман, а после этого… – голос его дрогнул, – всё исчезает в тумане.
– Это дело времени. Память непременно вернётся старина!
– Проклятая моя голова! – простонал отец. – Болит так, словно по ней какой-то негодяй колотил железным прутом. – Он поднял руку и тут же без сил уронил её, веки его медленно смежились. Я испугалась, что он снова впадёт в забытье, но папа вдруг дёрнулся и широко распахнул глаза. – Помню… Помню, как свет пронзает сплошную мглу. Я был в машине, а потом… а потом куда-то переместился… Да… Стоял и собирался с духом, чтобы выполнить обещание, данное Харриет, когда сзади послышался хруст гравия… кто-то приближался… Я повернулся, перед глазами мелькнуло знакомое лицо… темнота, дальше одна темнота…