Кто же, наконец, открыл предкам нашим путь к Меотидам?.. Кто же заставил тогда перед безоружными отступить вооруженных? Лица гуннов не могло вынести все собравшееся множество.
Особенно большое внимание древние авторы обращали на существовавший у гуннов обычай уже при рождении расцарапывать железом лица представителей мужского пола, и без того, по их мнению, безобразные (Amm. Marc. XXXI, 2, 2; Claud. III, 327; Hier. Comm. in Is. III, 7; Iord. Get 127; 128; Land. Sag. XII, 187). Впрочем, одно из приводимых ими объяснений этого изуверского обряда — не дать произрасти волосам на щеках — едва ли может быть принято, поскольку у мужчин-монголоидов (какими по своему происхождению и являлись этнические гунны), как известно, на лице отсутствует какая-либо пышная растительность, и именно эта физиологическая особенность гуннов могла внушить нашим информаторам подобную мысль. Более вероятны две другие причины. Первая — это испытание младенцев, будущих воинов, болью раны еще до кормления их материнским молоком (Iord. Get, 127; Land. Sag. ХII, 187). Вторая, чисто ритуального свойства, — это почтить память умершего повелителя не воплями и слезами женщин, а кровью, стекающей с порезанных лиц скорбящих о нем мужчин (Iord. Get. 255).
В качестве важного инструмента для устрашения врага (и одновременно для собственного воодушевления) гуннам служили шумовые эффекты, для создания которых на поле битвы они дули в трубы (Iord. Get. 212; Paul. Diac. HR XIV, 7), а также испускали голосом грозный боевой клич — по определению Аммиана Марцеллина, «разнообразные, страшно звучащие крики» (Amm. Маrc. XXXI, 2, 8; ср.: Paul. Diac. HR XIV, 7; Paulin. Petric. VM VI, 93–94; Hier. Comm. in Is. Ш, 7). Во время сражений трубами у гуннов также воспроизводились и различного рода сигналы, передающие команды военачальников[9].
Характерной особенностью гуннской военной практики в плане психологической подготовки было выполнение перед сражением языческих обрядов и гадание относительно его исхода (Prosp. Chron. 1335; Isid. HG 24; Paul. Diac. HR ХIII, 13; Iord. Get. 195–196; 209; ср.: Prisc, fr, 8 D = 13, 3 В). До нас дошел интересный факт, что перед битвой с везеготами у Тулузы в 439 г. римский полководец Литорий доверился ответам гадателей и наставлениям демонов» т. е., будучи, по сути, христианином, исполнил языческие ритуалы. Однако это вовсе не было личной инициативой Литория — проведение указанных обрядов было инициировано его гуннскими наемниками{117}. Надо полагать, что в войске гуннов всегда находились шаманы-гадатели, в обязанности которых входило, в том числе, камлание с целью наведения порчи на врагов.
У гуннов, несомненно, был свой кодекс воинской доблести и чести, которому они были готовы следовать на поле боя ценой собственной жизни. На это прямо указывает Иордан в своем рассказе о геройской смерти старшего сына Аттилы Эллака в битве при Недао:
Ведь он (Эллак), как известно, погиб столь мужественно, перебив множество врагов, что [его] отец, будь он жив, пожелал бы [и себе] такой же славной кончины.
В их среде также существовал обычай воспевать победы и храбрые подвиги своих правителей. Так, Приск сообщает как очевидец, что на пиру у Аттилы два гунна, встав перед своим повелителем, исполнили ими же написанные песни в его честь (Prisc. fr. 8 D = 13,1 В). Во время же церемонии похорон Аттилы отборнейшие гуннские всадники, объезжая вокруг шелковый шатер, в котором лежало его тело, исполнением погребальной песни вспоминали его деяния (Iord. Get. 256–257).
Гуннская орда конных лучников, казалось бы непобедимая, имела, впрочем, и свои слабости. Прежде всего, в бою им было сложно противостоять противнику, который, так же как и они, был мобилен и мог столь же эффективно поражать из луков издали. Таковыми, в частности, были персы, сумевшие в конце ГУ в. разбить вторгшееся в их пределы гуннское войско, забросав его множеством стрел (Prise, fr. 8 D = 11, 2 В). Немаловажную роль в том поражении сыграла и обремененность гуннов захваченной добычей — этот фактор всегда серьезно ограничивал их мобильность (Мах. Тип Нот. 94), порой заставляя их приостанавливать успешно развивающееся наступление (Аmm. Marc. XXXI, 3, 8). Более того, гунны, возвращаясь из похода, могли утратить бдительность до такой степени, что при внезапном нападении даже весьма малочисленного противника они не только несли большие потери в живой силе, но и лишались награбленного. Именно это и произошло в начале 440-х гг., когда после неудачной осады гуннами сильной римской приграничной крепости Асем ее защитники решились на преследование уходящего врага, отягощенного добычей, но при этом абсолютно беспечного (Prisc.fr. 5D = 9, 3 В).
9
Ими применялись и другие условные сигналы. Так, потерпев неудачу при осаде укрепленного монастыря во Фракии, гуннские воины подали друг другу условный знак помахиванием нагаек, сели на коней и удалились (Callin.