Тут же, кстати, возникала и еще одна проблема – проблема женской наготы, а ведь практически все партии были смешанными – мужчины и женщины вместе. Женщины плакали от стыда из-за необходимости раздеваться перед посторонними (при этом на мужчин из «зондеркоммандо» столь острое чувство не распространялось – они воспринимались как некий приданный бане медицинский персонал).
После того как последний человек заходил в газовую камеру и массивная дверь закрывалась, облегчение испытывали не только эсэсовцы, но и члены «зондеркоммандо». Некому уже было заглянуть им в глаза, и весь стыд и ужас уходили на задний план. В дальнейшем – и уже очень скоро – им предстояло иметь дело только с трупами, да еще с имуществом покойников.
По негласной условленности все съедобное и весь алкоголь, что были в вещах, доставались «зондеркоммандо», служа серьезной добавкой к их казенному рациону и своеобразной «валютой», весьма котировавшейся во всем лагере118, в том числе и у эсэсовцев-вахманов.
Что касается денег и ценных вещей, то присваивать их себе было категорически запрещено – как «зондеркоммандо», так и СС; тем не менее это происходило, хотя делал это не каждый из работавших в раздевалке, некоторые – из страха быть пойманными, единицы – из моральных соображений. Частично деньги шли на подкуп СС и на финансирование восстания. Но был еще и черный рынок.
Что же касается трупов, то – несмотря на всю сакральность мертвого тела в еврейской религии – очень скоро от почтения к ним ничего не оставалось. Иные члены «зондеркоммандо» позволяли себе ходить по трупам, как по вздувшемуся ковру, сидеть на них и даже, облокотившись, перекусывать.
Да они и сами были будущими трупами – чего тут церемониться: все свои!..119
Одно из главных обвинений, выдвигаемых против членов «зондеркоммандо», – это категорическая несовместимость статуса их личности и их работы с универсальным статусом человека.
Для того чтобы ответственно и не рискуя жизнью выполнять порученное им эсэсовцами, нужно было прежде всего самим перестать быть людьми. Отсюда правомерность и другого тяжкого обвинения в их адрес – неизбежное в их ситуации озверение, потеря человеческого облика.
Это отчасти проявлялось и во внешнем виде членов «зондеркоммандо», но особенно – в их внутреннем состоянии: многие сталкивавшиеся с ними узники воспринимали их как грубых, опустошенных и опустившихся людей.
Люси Адельсбергер, узница Аушвица и врач, так характеризовала членов «зондеркоммандо»: «То были уже не человеческие создания, а перекошенные, безумные существа»120. Или Врба и Ветцлер, чей побег, кстати, был бы невозможен без предметов, раздобытых членами «зондеркоммандо» и полученных от них, – они тоже не скупятся на обличающие эпитеты: «Члены зондеркоммандо жили изолированно. Уже из-за чудовищного запаха, исходившего от них, с ними не возникало желания контактировать. Всегда они были грязные121, абсолютно потерянные, одичавшие, жестоко подлые и готовые на все. Не было редкостью, если они убивали друг друга»122.
К ним примыкает даже не свидетельство, а настоящий приговор, или диагноз, слетевший с уст Сигизмунда Бенделя, одного из врачей «зондеркоммандо»: «В людях, которых я знал – в образованном адвокате из Салоник или в инженере из Будапешта, – не оставалось уже ничего человеческого. То были дьяволы во плоти. Под ударами палок или плеток СС они бегали как одержимые, чтобы как можно скорее выполнить полученное задание»123.
А вот свидетельство еще одного специалиста-врача: «Члены зондеркоммандо болели редко, их одежда была чистой, их простыни свежими, пища хорошей, а иногда и исключительно хорошей. Кроме того, все это были молодые люди, отобранные именно вследствие их силы и хорошего телосложения. Если у них и была склонность, то к нервным нарушениям, так как колоссальной тяжестью для них было осознавать, что их братья, их жены, их родители – вся их раса целиком – мученически погибали здесь. День за днем они брали тысячи тел и своими руками бросали их в печи крематориев. Последствиями этого были тяжелые нервные депрессии и часто неврастения»124.
Кстати, сам Миклош Нижли – интереснейший случай того же самого. В силу своего амплуа – ассистент Йозефа Менгеле! – он был привилегированной фигурой даже на фоне «зондеркоммандо» (не только своя постель, но и своя комната и т. д.).