Хотя некоторые из его утверждений основаны на серьезных ошибках в прочтении текстов, труды Дюпон-Соммера о свитках и его переводы последних привлекли внимание широкой аудитории, включая как экспертов в этой области, так и заинтересованных наблюдателей со стороны. Представителем последней категории был Эдмунд Уилсон, который написал широко читавшуюся статью «Свитки с Мертвого моря», опубликованную в 1955 г. в журнале «Нью-Йоркер». Согласно Уилсону, связь ессеев Кумрана с Иисусом и первыми христианами можно охарактеризовать как «последовательные фазы движения». В еще более напыщенных словах он заявил о Кумране: «Монастырь, это каменное строение, которое выжило между горькими водами и отвесными утесами, с его печью и чернильницами, его отжимным прессом и выгребной ямой, его созвездием священных купелей и неукрашенными могилами его мертвецов, — это, возможно, больше, чем Вифлеем или Назарет, колыбель христианства». Ожидая последующих обвинений, он решительно заявил, что еврейские и христианские ученые не хотят признать полный масштаб того, что означают свитки, поскольку это поколеблет их лелеемые религиозные допущения. Еврейские ученые, утверждал он, слишком ревностно защищают авторитет масоретского текста и едва ли пожелают признать, что христианство является естественным развитием любой формы иудаизма. Христиане, разумеется, опасаются, как бы не пострадала уникальность Христа. Уилсон завершил статью часто цитировавшимися строками: «Для культурного и социального взаимодействия — то есть для цивилизации — будет огромным преимуществом, если возникновение христианства будут, наконец, воспринимать лишь как эпизод в истории человечества, а не пропагандировать как догму и божественное откровение. Исследование свитков Мертвого моря — в направлении, которое оно сейчас принимает, — как представляется, не может не привести к этому». Как именно подобные широкие выводы могли последовать из ограниченного свидетельства свитков, не совсем понятно, как не очевидна и огромная польза для «культурного и социального взаимодействия», которую предвещал Уилсон.
Тем не менее и сегодня некоторые ученые видят между христианством и свитками намного большую близость, чем позволяет это сделать магистральный взгляд, но они убедили в лучшем случае немногих и обычно серьезнее воспринимаются средствами массовой информации, чем своими коллегами. Как правило, они отвергают палеографические и археологические свидетельства, которые были использованы для датировки свитков более ранним временем, чем требуют их гипотезы. Одним из современных примеров является Роберт Эйзенман, постулирующий некое «цадокитское» движение, которое существовало на протяжении веков и включало Ездру, Иуду Маккавея, Иоанна Крестителя, Иисуса и его брата Иакова; оно стало сектантским только в I в. н. э. Другой пример — Барбара Тиринг, которая идентифицировала Иоанна Крестителя как Учителя праведности, а Иисуса — как Нечестивого священника кумранских текстов. Она также определила, что Евангелия и Деяния являются документами типа пешер, которые можно прочитать на упрощенном, буквальном уровне (очевидно, именно так почти все читали их на протяжении последних 1900 лет) и на другом, более глубоком уровне, который она наконец расшифровала.
Хотя ряд авторов сделал противоречивые выводы о Кумране в связи с христианством, большая часть ученых была занята спокойной, терпеливой работой по определению точек соприкосновения и различий между двумя корпусами литературы и объяснению их взаимосвязей. Результаты их трудов появляются почти во всех работах, знакомящих со свитками, которые были написаны за последние четыре десятилетия. Миллар Барроуз из Йельского университета, один из первых ученых, увидевших свитки, написал о сходствах между Иоанном и участниками завета, Иисусом и Учителем и о взглядах, которые каждый из них проповедовал. Но он полагал, что более убедительные сходства можно увидеть в таких аспектах, как структура общины (12 несвященников в кумранском совете напоминают 12 апостолов), формы поклонения (баптизм, трапезы), практика (обобществление имущества), доктрины (дуализм света и тьмы, праведность, даруемая божьей милостью) и интерпретация писания (без фиксированного представления о составе Библии). Исходя из своего длительного, интенсивного исследования он заключил: «Что касается меня, то я должен пойти дальше и признать, что после изучения свитков Мертвого моря в течение семи лет я не нахожу, что мое понимание Нового Завета существенно пострадало. Его иудейские корни теперь видны яснее и лучше, но его смысл ни изменился, ни заметно прояснился».
Виды родства, отмеченные Барроузом (и несколько других параллельных элементов, например, эсхатология), продолжают оставаться областями, в которых ученые видят наибольшее сходство между двумя общинами и тем, что они писали. Простой факт наличия значительного количества параллелей между ними показал, если этот показ был вообще необходим, что христианство во многих отношениях возникло из иудаизма и позаимствовало многое из его наследия в формировании собственного образа жизни и доктрины. Кристер Стендал, бывший декан Богословского факультета в Гарварде, заметил: «Верно, что свитки дополняют предысторию христианства, но они добавляют столь многое, что мы приходим к ступени, на которой значение сходств определенно избавляет христианство от ложных претензий на оригинальность в расхожем смысле и возвращает нас назад к новому пониманию его истинного основания в человеке и в событиях жизни его Мессии».
Любой обзор кумрано-новозаветных исследований покажет, что большинство заняло умеренную позицию: хотя обоим корпусам литературы и общинам были свойственны значимые различия, между ними также существовали примечательные сходства в теологической лексике, некоторых важных догматах и ряде организационных и обрядовых моментов. Эти параллели объяснимы разными способами, но можно, по крайней мере, сказать, что кумраниты и ранние христиане, каждые из которых считали себя вступившими в новый завет (2 Кор 3:6; Дамасский документ 20:12), были детьми общей, «отцовской» традиции в иудаизме.
В. СХОДСТВА МЕЖДУ СВИТКАМИ И НОВЫМ ЗАВЕТОМ
Остальная часть этой главы содержит выборочный обзор конкретных свидетельств, которые отражают отдельные сходства между аспектами Нового Завета и кумранской литературы. В целях облегчения сравнения я даю материал под шестью заголовками. Следует помнить, что перечисление параллелей не тождественно объяснению того, как они возникли. Если бы мы показали, что раннее христианство и ессейство имели какую-то общую черту, мы все равно не можем быть уверены, что одно позаимствовало ее у другого, и определенно не можем утверждать, что христиане, скажем, восприняли ее от вошедших в кумранский завет. Тем не менее, если мы сможем выделить большое количество случаев, когда ранние христиане находятся в согласии с обитателями Кумрана или ессеями в целом и расходятся по этим вопросам с другими иудейскими группами, мы сделаем шаг к объяснению того типа иудаизма, который Иисус и его первые приверженцы унаследовали в наибольшей степени.
1. Язык И ТЕКСТ
До появления на сцене свитков Мертвого моря существовало очень мало еврейских или арамейских литературных источников, относящихся к последним векам до нашей эры и I в. н. э. Разумеется, почти все книги еврейской Библии намного старше (хотя они имелись только в средневековых копиях), тогда как обширная раввинская литература была записана в значительно более позднее время. Несколько надписей — вот практически все, что сохранилось от периода, разделявшего эти два корпуса еврейских и арамейских текстов. После 1947 г. картина резко изменилась. Теперь в распоряжении ученых имеется внушительное собрание еврейских и арамейских манускриптов — из Кумрана и других мест, — которое содержит ценную информацию о письменном и даже разговорном языке Палестины в обсуждаемые столетия.
А. Язык
Весь Новый Завет был написан на греческом (тут и там греческими буквами транслитерируются несколько арамейских слов, например талифа куми в Мк 5:41), хотя сам Иисус говорил на арамейском и, возможно, еврейском, а все первые ученики были семитоговорящими иудеями из Галилеи или Иудеи. Таким образом, самая ранняя проповедь последователей Иисуса и сохранившиеся слова самого Иисуса дошли до нас не на своем оригинальном языке, а только в отредактированных переводах. Естественно, при интерпретации Евангений часто желательно знать, какими были оригинальные слова и предложения. У нас по-прежнему нет ничего близкого этому идеалу, но семитские оригиналы ряда новозаветных слов и фраз (иногда имеющие специальные значения) теперь впервые засвидетельствованы в свитках.