Хотя тогда я этого еще не знал. И это, конечно, не извиняет, но хоть отчасти оправдывает мое идиотское поведение. А тогда я просто жутко радовался, что встретил людей, и даже не сразу разглядел, что это были за люди. Эти люди… когда до основной группы, бредущей за стадом, осталось метров сто; они вдруг повыскакивали со всех сторон и окружили меня. В руках у них были предметы, в которых не сложно было опознать оружие… И что характерно, ни разу не огнестрельное и даже сделанное не из железа. Сплошь длинные копья с обожженными наконечниками, каменные топоры и дубины… А выглядели они… Выглядели они как массовка к очередному «Конану-Варвару». Высокие, поджарые, офигительно мускулистые, с шикарными блондинисто-рыжими шевелюрами, коротко, но неряшливо обрезанными бородками и вполне себе кроманьонскими, я бы даже сказал, европейскими лицами. (А не теми страшными рылами, что заполняли учебник «Истории Первобытного Мира».) Правда, глаза у них были слегка раскосые, зато сплошь голубые да зеленые.
Одевались они тоже вполне живописно — короткие, чуть ниже колена просторные штаны из какой-то грубой шерстяной ткани и кожаные жилетки, в данный момент распахнутые на груди, а то и заброшенные на одно плечо на манер гусарского ментика. Но потом я узнал, что полностью запахнутые, эти жилетки превращались во что-то вроде кожаного панциря, который местные копья пробивали с большим трудом. А распахнутые и откинутые в сторону — не мешали теплообмену организма во время продолжительного бега. В довершение образа эти конаны-варвары были увешаны разными фенечками, бусиками, браслетами и прочими хохоряшками. Тоже весьма блестяще и живописно. В общем, сплошь красавчики-фотомодели, играющие в дикарей. Если бы еще в их глазах так откровенно не горела холодно-равнодушная готовность прикончить меня в любой момент, я бы вполне мог подумать, что попал на натурные съемки какого-то журнала для дам или мужиков определенной ориентации. Но от этих глаз на мгновение стало как-то совсем жутко… Словно собирался погладить собачку, а она оказалась волком. И даже появилась шальная мысль: развернуться и бежать назад, в степь. Но как только я подумал, что подохну там в одиночестве, так сразу набрался храбрости и улыбнулся своим новым приятелям, и затараторил что-то радостно-бодрое, сам понимая, насколько глупо и фальшиво выгляжу в данный момент.
Впрочем, наверное, именно это меня и спасло. Радоваться встрече с окружившими его врагами и громко болтать что-то на непонятном языке, идиотски улыбаясь, мог только дебил. А дебилы… их тут не то чтобы почитали на манер юродивых на Руси — просто руки марать о такого, как я, местные считали зазорным. А может, потому, что выглядел я слишком странно и безобидно, одежда там, отсутствие оружия, одни черные волосы чего стоили. Да еще, как я узнал позднее, — вождю племени, Нра’тху, накануне приснился вещий сон… что-то очень мутное про рождение теленка-альбиноса или еще какая-то хрень. Поскольку все местные шишки периодически садились на грибную диету, то вещие сны и глюки посреди бела дня были у них достаточно частым явлением. В общем Нра’тху посчитал меня как-то связанным с этим сном и после консультации с шаманом решил, что такого чудика, как я, надо бы, конечно, убить, однако, следуя возможным указаниям духов, также не помешает для начала принять в племя. Благо — убить дело не долгое. Так я тоже стал местным… Или, точнее сказать, рабом местных.
Вернее… Тут надо понимать, что в глазах местных я был неполноценным существом. И то, что меня взяли в племя, а не убили с ходу, в их глазах уже было аттракционом нереального гуманизма. Ибо я был сплошной обузой. Во-первых, мелким и хилым. Во-вторых, безнадежно глупым, ибо не умел говорить, не знал обычаев и самых простейших вещей. А в-третьих, и главных, был неспособным себя защитить и прокормить.
А раз кто-то неспособен позаботиться о себе сам, значит, позаботиться о нем должны были другие. Нет, не в смысле кормить, поить, оберегать от опасностей и переносить с места на место на мягкой перинке. А пинать, отвешивать подзатыльники и указывать, что делать, заставляя отрабатывать свой кусок мяса и кружку молока. Я был дебилом, умственно отсталым, старым ребенком, о котором надо заботиться, указывая, что делать, и уча жизни. Вот меня и начали учить.