Она направилась к ним, бросив по пути взгляд на Гробницу. Туда, как обычно, выстроилась очередь; две камеры были слишком малы, и дежурному священнику приходилось задерживать желающих войти. Каменный выступ, куда положили тело Христа, был отделан мрамором, как и все подобные места в Иерусалиме и Вифлееме.
Когда Дайна подошла, девушка-гид все еще говорила:
— Помещение перед двумя камерами Гробницы называется часовней Ангелов. Считается, что этот камень закрывал дверь Гробницы. В часовне горят пятнадцать светильников. Пять принадлежат римско-католической церкви, пять — греческой православной, четыре — армянской и один — коптской. Необходимо тщательно различать христианские секты, чтобы ни одна не посягала на права другой.
— Вы имеете в виду, чтобы они не дубасили друг друга во время молитв? — неожиданно для самой себя осведомилась Дайна: в тоне девушки ей послышалось нечто, побудившее ее высказать неприятную правду вместо того, чтобы позволить другим намекать на нее.
Девушка обернулась — ее большие темные глаза удивленно расширились. Дайна улыбнулась ей.
— Вы слишком вежливы, чтобы сказать об этом прямо, — промолвила она. — Но ведь это правда.
— В прошлом — возможно, — смущенно произнесла девушка. — Но теперь...
— Человеческая натура не меняется, — сухо произнес Дроген. Даже теперь некоторые из этих благочестивых паломников стали бы лупить друг друга крестами, которые они носят, если бы группы не держали порознь. Мисс ван дер Лин и я — реалисты и знаем, что когда любишь что-то — человека, страну или веру, — то лучше знать его пороки, так же как и добродетели. Только таким образом любовь не постигнет разочарование.
— Но зло нельзя любить, — послышался голос из темноты, и Мартина шагнула вперед.
Дайна заметила, что ее английский внезапно улучшился.
— Когда ненавидишь порок, то стараешься превратить его в добродетель.
— Да, если это возможно. — Дроген повернулся к Мартине. — Некоторые пороки являются врожденными. Нужно уметь мириться с несовершенством.
— Несовершенство не имеет оправдания, — сердито заявила Мартина. — Мы должны превратить его в совершенство — или уничтожить.
Дайне были знакомы этот тон и эта позиция. В ее не столь отдаленные дни в колледже ночные дискуссии о жизни часто принимали подобную форму. Теперь она была более искушенной и предугадала ответ Дрогена:
— С возрастом начинаешь понимать, хоть это и нелегко, что существует и такое зло, которое изменить нельзя.
— Значит, вы принимаете зло как Божью волю, — возразила Мартина, не обращая внимания на то, что Рене дергает ее за руку. — Вы, христиане, все одинаковы. Благодарите Бога за Его доброту, а наблюдая зло, пожимаете плечами.
Дрогена, казалось, ошеломила ее горячность. Прежде чем он успел ответить, Мартина повернулась к девушке-гиду.
— Остальные религии не лучше, — с презрением сказала она. — Перекладывают ответственность с человека на волю Иеговы или Аллаха. Если мир нужно изменить, а это необходимо, то изменять его должны мы сами, а не ваш бородатый злой Бог, которого не трогают страдания маленьких детей.
Израильская девушка покраснела до корней волос, а Дроген зловеще кашлянул. Битва грозила разгореться в самом неподходящем для нее месте, но между противниками проскользнула маленькая фигурка и вежливо напомнила:
— Если вы хотите вернуться в отель к пяти, мейнхеер, то нам пора идти.
В присутствии Фрэнка Прайса увядали все эмоции. Он словно поглощал и умерщвлял их. Дроген расслабился, а Рене, тщетно пытавшийся утихомирить свою супругу, увел ее наконец. Миссис Маркс и отец Бенедетто последовали за ними, и вся группа направилась к выходу.
Вечером они встретились в коктейль-холле для совещания. Миссис Маркс возражала против такого злачного места встречи: ранее она не высказывала неодобрение алкоголю, но, очевидно, близость Иерусалима сделала ее предубеждения более твердыми. Дроген умиротворил пожилую леди тем, что привлек ее внимание к виду из окна на город, купающийся в блеске заката по другую сторону долины Кедрона. Против этого зрелища было невозможно устоять, и миссис Маркс, успокоившись, стала потягивать содовую воду.
Мартина пила коньяк, словно желая утопить в нем печаль по случаю отсутствия магнитофона. Рене уговорил жену оставить его в номере — очевидно, даже его пугала перспектива услышать на Виа Долороза кое-какие песни из представленного на пленке репертуара. Мартина компенсировала утрату вечерним платьем, обнажавшим спину и некоторые другие детали ее анатомии. Материал переливался всеми красками солнечного спектра, а каждую дырочку подчеркивал черный цвет, что очень шло к несколько угловатой фигуре и светлым волосам Мартины.
На совещании обсуждали, как провести следующие несколько дней. Организаторы тура предоставили это на усмотрение группы, и Дроген предлагал совместную дополнительную поездку. Однако его первое заявление касалось новых изменений плана.
— К сожалению, должен вам сообщить, что наша экскурсия к пещерам Мертвого моря и кумранскому монастырю, где были найдены свитки, запрещена.
Он окинул взглядом лица спутников. Только одно из них, лицо доктора Крауса, обнаруживало признаки разочарования.
— Но... warum? [30] Это место чрезвычайно интересно.
— Я не знаю. Оно находится рядом с границей. Возможно, там происходит новый всплеск партизанских действий... — Дроген пожал плечами и снова вопросительно посмотрел на всех.
Дайне показалось, что его взгляд задержался на ее лице. «Чепуха!» — отмахнулась она от неприятной мысли и взяла гость арахиса. Дроген откинулся в удобном кресле и поднес к губам стакан с видом человека, который выполнил свой долг и теперь ожидает реакции других.
— Неужели ничего нельзя сделать? — настаивал Краус. — Эта поездка имеет особое значение.
Дроген оказался в фокусе нескольких взглядов — в том числе Дайны. Ей очень хотелось забыть о нелепой истории мистера Смита, но она не могла не видеть странного совпадения в этом внезапном решении закрыть для посетителей район, где, возможно, Лейард сделал свое таинственное открытие. Если рассказ Смита содержал хоть крупицу правды, то в выжидательном поведении Дрогена и настойчивости Крауса мог быть скрытый смысл.
Но, припомнив выводы, сделанные ею на основании услышанного нагромождения лжи и полуправды, Дайна отказалась от своих подозрений. История Смита — полная выдумка. Поведение Дрогена — всего лишь вежливая озабоченность человека, который естественным образом оказывается во главе любой группы, а жалобы доктора — следствие уязвленной педантичности. Дайна видела, как он аккуратно вычеркивал в своем путеводителе упоминания о местах, которые они уже посетили.
— Боюсь, что нельзя, — с сожалением отозвался Дроген на вопрос Крауса. — Я сегодня узнал об этом в одном из министерств. Так что нам следует выбрать другое место для посещения. Это не так уж трудно. Разумеется, мы завершим тур в Тель-Авиве, откуда большинство из вас отправятся домой самолетом. После двух свободных дней мы посетим Наблус и Масаду, а в промежутке можем посмотреть много достопримечательностей. Что скажете?
Появился официант с очередной порцией напитков, и все заговорили одновременно. Интересы миссис Маркс были сугубо библейскими. Доктор хотел побывать на каждом полураскопанном кургане. Мартина со своим обычным нежеланием к кому-то присоединяться заявила, что она, невзирая на желания остальных, намерена заняться покупками.
Дайне было трудно сосредоточиться на этой проблеме. Целый день без Смита, Картрайта и компании был для нее хорошим отдыхом, и все же их отсутствие причиняло смутное беспокойство. Чем меньше она их видела, тем больше интересовалась, что они замышляют. Возможно, какой-то неизвестный ей фактор изменил ситуацию и удалил ее из сферы их внимания? Как ни странно, это предположение ее раздражало. Она не хотела, чтобы ей досаждали, но имела право знать, что все это означает.