Улыбаясь, я ловлю себя на мысли, что меня уже не тревожит то, в какой крышесносный вихрь меня засосало. Впервые я чувствую себя беззаботно, нарушая правила, и понимаю, что страдала, стараясь все делать правильно. Да лучше я буду сумасшедшей счастливой, чем несчастной терпилой!
Я осторожно выбираюсь из его объятий, но не для того, чтобы в этот раз сбежать не попрощавшись. У меня болит голова, меня подташнивает, и мне не мешало бы смыть вчерашнюю штукатурку с лица.
Встаю с кровати и, наклонившись, стягиваю с себя чулки. По спине бегут мурашки, и я резко оборачиваюсь. Показалось! Крис спит как младенец. Кажется, у меня уже паранойя.
Выхожу из комнаты, вижу свой лифчик, который вчера впопыхах забыла надеть, и смеюсь в ладошку. Он даже не прибрался тут после нас. А если бы Павел Георгиевич квартирантов привез?! Неужели ему все равно, что подумает его отец?
Подбираю лифчик, и взгляд падает на тумбочку. На ней лежит мой клатч, а рядом стоит бутылка с ликером. Полинка за нее наверняка немало денег отвалила. Хотя, вероятнее всего, счет пришелся на ее немецкого братца. Крис словно какой-то старый долг у него забрал.
Я достаю из клатча телефон, вижу двадцать шесть пропущенных от Полинки, пять от мамы, один от участкового Сергея и сорок семь сообщений в Ватсаппе. Отвечаю только Полинке, что у меня все хорошо, вернусь в отель к десяти. «Галочки» не загораются синим, и я понимаю, что моя подруга дрыхнет. Ладно, время — только начало седьмого. Я вполне успеваю помыться и позавтракать перед встречей с Робертом. Господи, имя-то какое… Не удивлюсь, если он Иванович.
Я отправляюсь в ванную, где тщательно отмываю лицо, наконец ощутив, как снова дышат поры. Нахожу в шкафчике новую зубную щетку, чищу зубы, ополаскиваю рот и, закинув щетку в стаканчик, долго таращусь на то, как она скрашивает одиночество щетки Криса. Даже как-то неловко становится от того, как мы сблизились за эти неполные двое суток. Ведь все происходит совсем не нарочно. Как будто какие-то магнетические силы притягивают нас друг к другу, а иногда сталкивают лбами.
Мотнув головой, я смотрю на свое отражение в зеркале над раковиной и снова улыбаюсь. Не обманывала Олеся, я действительно стала выглядеть свежее. Мне бы только от нервотрепки отойти, да откормиться чуть-чуть. Но волосы меня по-прежнему не радуют. Торчат во все стороны, плотно зафиксированные лаком, и просятся под воду.
Я захожу в душевую кабину, поворачиваю кран и встаю под бушующую струю. Как же хорошо: головная боль затихает, да и тошнота проходит. Крепкого сладкого чаю выпью, позавтракаю и буду как огурчик. Уж я-то знаю, как с похмельем бороться. Сотни раз Ваську почти с того света вытаскивала.
Мысль о том, что уже сегодня я стану официально разведенной, поднимает мне настроение, и я начинаю тихонько петь. Но мой концерт прерывается дерзким вторжением Кристиана в ванную. Я замолкаю и, стоя в пене, не дыша наблюдаю за его силуэтом, мелькнувшим за матовым стеклом. Он проходит к раковине, сонно мыча:
— Доброе утро, нимфа.
— Аг-га, — заикаюсь я. — Доб-брое…
Потирая лицо, он берет щетку, выдавливает на нее зубную пасту, подносит ко рту и начинает ржать. Я быстро смываю пену, поворачиваю кран и, отодвинув дверцу, тянусь за полотенцем.
— Что тебя так развеселило?
Он засовывает щетку в рот, начинает ею елозить и шепелявить:
— Тфаю шотку фсял.
Я вижу, что его щетка так и стоит нетронутой в стакане и, поведя бровью, улыбаюсь. Нравятся чужие микробы — да на здоровье!
Пока я отжимаю волосы и обтираюсь, Крис ополаскивает рот, умывается и буквально ловит меня в свои объятия, едва я выставляю ногу из кабинки. Спиной прижимает к стене, скалится, щуря свои хитрые темные глаза, одной рукой обвивает мою талию, другой тянет за край полотенца.
— Утром ты еще привлекательнее, — шепчет он без намека на комплимент ради комплимента.
— А как же наказание? — улыбаюсь я, и полотенце падает у наших ног. Я закусываю губу, вызывающе подгибая ногу и пальцами пробегая по мужскому торсу.
Крис стискивает зубы. Готов зарычать. Явно хотел, чтобы я тут поломалась, выморозила его своим занудством и лекцией о том, как все это неправильно, и если родители узнают, то мне будет очень стыдно. Да пофиг! Стыдно мне сейчас лишь за то, что я пять лет жила с Васькой!
С моих волос капает вода. Холодные капельки, касаясь моей кожи, вызывают у меня мелкую дрожь. Но больший трепет доставляет мне упирающийся в низ живота член.
Кристиан ласкает меня похотливым взглядом, облизывается и наклоняется, чтобы поцеловать.
В этот момент раздается щелчок замка входной двери, а вслед за ним голос Павла Георгиевича: