Я выхожу на нужной остановке, когда на город опускается густая ночь. Плетусь к дому Павла Георгиевича, даю себе минуту и тяну палец к домофону. Не успеваю нажать на кнопку, как дверь с писком отворяется и из подъезда выходит сам Павел Георгиевич.
Глава 34. Кристиан
Я затягиваюсь сигаретой, стоя на балконе и наблюдаю за Оксаной, которая в темноте решительно идет по двору к подъезду. Она меня не видит. Вряд ли она вообще помнит, куда выходят окна квартиры моего отца, и где там находится балкон, а я стою в полной темноте, и даже за моей спиной в комнате выключен свет.
Нимфа подходит к подъезду, в этот момент я слышу пиликанье домофона и тихий «Ой» Оксаны. А потом тихий голос отца. Они что-то начинают горячо обсуждать, но балкон, к сожалению, слишком высоко, поэтому я просто не могу разобрать ни слова.
Интересно, зачем она вернулась?
Дверь балкона внезапно открывается, и на меня обрушивается удушливый запах духов. Руки с длиннющими белыми ногтями обнимают меня, сцепившись в замок на животе, и я слышу мурлыканье Ланы:
— Поговорим, моя сладость?
— Пошла на хер, Лана.
— Ты слишком грубый, тортик. Тебе надо расслабиться, — она кладет мне свои лапищи на плечи, и в этот момент я разворачиваюсь, сбрасывая их.
Лана — высокая, фигуристая платиновая блондинка. Не натуральная. Когда мы только начали встречаться, у нее были темные вьющиеся волосы, а еще небольшая грудь. Спустя годы все изменилось. Не только ее характер, который стал окончательно блядским.
— Кристиан, — она взмахивает наращенными ресницами, и кладет мне руку на грудь, — ты даже не встретил меня. Даже не вышел, когда твой отец привез меня домой. Что он подумает? — она хмыкает. — Тебе не кажется, что это как-то странно для любящего и заботливого мужа?
— Ты долго ломать комедию будешь? — приподнимаю я бровь. — Зачем приехала?
— Соскучилась. Как тебе мое платье?
— Полное дерьмо, — я окидываю взглядом откровенно идиотский наряд из черного фатина, — ты опять тему переводишь?
— Мудак, — издает смешок она, — я его три часа в магазине выбирала. И многие мужчины уже его оценили. В отличие от тебя.
— Мне наплевать, с кем ты трахаешься, Лана, — я склоняю набок голову, рассматривая ее безобразный и пошлый видок. — Главное, что мне не приходится изображать любящего мужа еще и в постели.
Она подается ко мне, приподняв невинно бровки и заглядывая в глаза. Там, в глубине, мелькает затаенная обида. Ее все еще задевает, что я продолжаю игнорировать ее тюнингованное тельце.
— Почему ты отказываешься от этого? — тянет она. — Ты же знаешь, что я готова на все. И даже на твои извращенские фантазии. Хочешь — отшлепай меня и трахни. Можешь быть грубым. Можешь быть даже жестоким, Крис. Я скучаю по старым временам, честное слово. Мы могли бы хотя бы попробовать все наладить...
— После того, как ты мне изменяла? — иронично интересуюсь я.
— Мне не хватало нежности и романтики в наших отношениях. Ты даже в жизни несколько грубый и черствый, знаешь об этом? — пожимает она плечами. — Иногда мне казалось, что я для тебя просто тело для слива.
— Поэтому ты вцепилась в меня, когда я захотел с тобой развестись, и мы уже несколько лет изображаем парочку? — у меня вырывается тихий смех. — Ты пиздец логичная, Лана.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок. У тебя хотя бы бабло есть. И подруги мне завидуют. Ты красавчик, этого не отнять, — и снова это движение плечом, а потом Лана вытаскивает сигарету из пачки и закуривает. А я смотрю вниз. Интересно, нимфа и отец уже ушли? Даже если нет, то я их не вижу под козырьком подъезда. Я все пропустил, болтая с этой тварью.
— Я больше не стану продолжать играть роль, Лана, — задумчиво говорю я. — Мы разводимся.
Она запрокидывает голову и громко ржет на весь двор.
— Боже! Смешная шутка, Крис.
— Это не шутка. Собирай свои вещи и уебывай обратно в Австрию.
— Ты крышей поехал? — она щелчком выбрасывает окурок куда-то вниз и смотрит на меня реально удивленно. — Кристиан! Если ты думаешь, что я блефую — ошибаешься! Попробуй только подать документы на развод и раздел имущества — и я сразу же пойду в полицию и расскажу им все, что я знаю! Твой друг, ты, и твоя клиника сядут в тюрьму! Пожизненно!