Как-то после ужина Кабанов позвал Зойку в карьер, и там, в его самом темном закутке, где звуки впитывались в песок, словно вода в мочалку, он открыл ей свою тайну. Необходимость в этом давно назрела. Зойку надо было поставить в известность, чтобы она впредь следила за своим языком и говорила только то, что не вызвало бы никаких подозрений.
– Мы роем подкоп, – прошептал он, невольно удивляясь тому, что доверяет такую страшную, судьбоносную тайну такому деморализованному человеку.
– Зачем? – в свою очередь удивилась Зойка.
Дура – она и в Африке дура!
– Чтобы выбраться отсюда, – едким голосом объяснил Кабанов.
– Зачем? – опять спросила Зойка.
Это ее недоумение едва не загнало Кабанова в тупик. Он таращил на нее глаза, рот его кривился.
– Ты что ж, не понимаешь? Тебе здесь нравится?
– Нравится, – призналась Зойка после недолгой паузы.
– Здесь?! – ужаснулся Кабанов. – В этой выгребной яме?! Здесь же хуже, чем в тюрьме!! Мрак, сырость, вонь!! В волчьей норе в сто раз уютнее!! Как тебе может здесь нравиться?!
Зойка, наверное, устыдилась своих пристрастий и попыталась, как могла, объяснить, почему ей здесь нравится.
– Здесь тепло и уютно, – стала перечислять она, пересыпая из ладони в ладонь песок. – У меня своя полка. Хорошая работа. Кормежка. Никто не бьет, не издевается. С девочками песни поем. И… это… пить завязала.
– Идиотка! – зло усмехнулся Кабанов. – Чтобы работать на песчаном карьере, жрать порошковый суп и воздерживаться от водяры, вовсе не обязательно заточать себя в подвале. Ты понимаешь, что мы – рабы! Какая-то хитрая сволочь упрятала нас сюда, и мы вынуждены за дешевую жрачку рыть песок! Там, наверху, за семь кубов песка дают сто пятьдесят баксов! А мы получаем продуктов максимум на двадцать, даже если учесть, что Командор половину оставляет себе! Мы никто, бесплатная рабочая сила! Быдло! Бесправные бараны, которые довольствуются помоями! И тебе здесь нравится?!
– Здесь не бьют, – упрямо твердила Зойка, опустив глаза. – А Командор справедливый, он никого просто так не обидит. Он заботится о нас. Я хочу тут состариться и умереть. Меня тут похоронят…
– А там, наверху, не похоронят?
– Там бьют. Все кому не лень бьют. И голодная все время была. И переночевать негде. И холодно. И работы не дают… Нет-нет, я не хочу туда!
– Все ясно, – мрачным голосом произнес Кабанов. – Вопросов больше не имею.
– Но я буду тебе помогать! – воскликнула Зойка и с готовностью схватилась за лопату.
Тайна, которую Кабанов хранил в сердце и оберегал, как сокровище, стала напоминать ему дюжину бутылок в авоське – как ни старайся, все равно зазвенят. Когда Кабанов и Зойка вернулись в мастерскую, оживленный разговор, царивший там минуту назад, внезапно оборвался. Наступила зловещая тишина. Толстуха поглядывала на Кабанова с насмешкой. Полудевочка-Полустарушка низко склонилась над пяльцами и, изредка поворачивая голову, стреляла в него точным снайперским взглядом. Бывший из-под стола с укором поглядывал на Зойку, чмокал губами и качал головой.
– Явились, заговорщики! – первой заговорила Толстуха и с ехидцей посмотрела на Кабанова – мол, все мы знаем, ничего ты от нас не утаишь!
– Нехорошо отрываться от коллектива, – скрипуче добавила Полудевочка-Полустарушка и поскребла сморщенным пальчиком грязное пятнышко на своем халате.
Кабанов молча прошел в спальню. Взобравшись на полку, он закрыл глаза и попытался уснуть, но начали беспокоить тревожные мысли. Что предпримет Командор? Сообщит о подкопе наверх? Но что сможет сделать тот невидимый негодяй, который держит их всех в неволе? Как еще можно наказать Кабанова, если страшнее самого пребывания в подвале быть ничего не может?
Сон был плохой, Кабанов ворочался и с тревогой ждал начала нового рабочего дня. Подкоп был его единственной надеждой, более-менее реальной возможностью побега. Тоннель достигал уже пятнадцати метров в длину и наверняка вышел за пределы дома, сарая или гаража – что там стояло наверху? Пора было копать вертикальный шурф, устремляться к свету, к солнцу!
В полудреме он провел мучительные часы, которые условно можно было назвать ночным сном. Собственно, подземелье жило по своим часам, и какое в действительности было время суток, никто не знал, да это было и ни к чему. Он встал с тяжелой головой, как с похмелья, отдал Полудевочке-Полустарушке в общий котел традиционные три пачки «Гречневой каши с мясом» (Кабанов всегда съедал по три порции) и, дабы не тратить попусту время в ожидании завтрака, пошел в карьер. Зойка увязалась за ним. Не успели они нагрузить песком первые носилки, как в проеме штольни появился весь личный состав подземелья со свечами в руках. Впереди, начальственно подбоченившись, стояла Толстуха, самозваная комендантша. Из-за нее, поблескивая мышиными глазками, выглядывала Полудевочка-Полустарушка. Белоснежная голова Бывшего маячила за сальными кудрями Толстухи. В самом конце делегации можно было различить подпухшую физиономию Командора.