Выбрать главу

Есть преступные люди и преступные партии. Самой тонкой преступностью отличаются не те, что с диким отчаянием идут на грех, а те, что, сохраняя высокую корректность, посылают подставных убийц. Длинный ряд молодых людей, подростков с неустановившимся мышлением, длинный ряд экзальтированных девушек с револьверами и бомбами — это лишь актёры бунта, редко опытные, чаще бездарные. За кулисами скрываются более тонкие режиссёры; они не скрывают рукоплесканий райка, зато загребают кассу. В случае победы партии, кости Зинаиды Коноплянниковой будут гнить в Шлиссельбурге, а в министры попадёт, пожалуй, г. Набоков. Он корректен, он, кажется, даже ест в перчатках,

Живя согласно со строгой моралью, Он никому не сделал в жизни зла...

Он, видите ли, только режиссирует «освободительное движение», не больше.

История революционной антрепризы едва ли будет когда-нибудь написана. Люди, сведущие по этой части, налгут, конечно, с три короба и не скажут настоящей правды. Но даже то, чего они не скрывают, подчас характерно для них в высшей степени.

Прочтите, например, разоблачения в «Былом» о прикосновенности покойного Николая Михайловского к группе цареубийц 1 марта. В либеральных кругах, среди писателей, эта прикосновенность не была секретом, как и моральное участие некоторых других литераторов, собиравшихся у Желябова. Удивительно, конечно, не это, а то, что в самый разгар реакции, когда не только прикосновенность к 1 марта, но какая-нибудь мелкая статья против земских начальников влекла за собой суровые кары, Михайловский смог войти в исключительное доверие цензуры. Он и Короленко, недавний политический ссыльный, сумели убедить таких диктаторов, как Сипягин и Плеве, что они, писатели, — совершенно неопасные для правительства люди. В результате оба были утверждены хозяевами социал-демократического журнала.

Надо вспомнить тогдашний цензурный террор. Господину Стасюлевичу, бывшему профессору, издателю корректнейшего либерального журнала, за тридцать лет почти не имевшего взысканий, г. Стасюлевичу, «штатскому генералу» и преподавателю одного из государей, — никакие усилия не помогли выхлопотать право на новое издание. А радикалы тогдашние получили это право! За г. Стасюлевичем не числилось не только прикосновенности к 1 марта, но вообще никаких «грехов», кроме приверженности к правому порядку. Михайловский же поддержал открыто свою репутацию вождя бунтующей молодёжи, кумира акушерок и гимназистов. Правда, дальше этого в глазах правительства он не шёл. Чрезвычайно осторожно, исключительно для радикального формулятора Михайловский компрометировал себя не более, чем было нужно для ссылки... в Любан на некоторое время. В действительности он был одним из деятельнейших революционеров, вёл в печати радикальный сыск, становился во главе, хотя и оставаясь в тени, всевозможных демонстраций, петиций, политических банкетов, агитаций среди рабочих и молодёжи. Но, как и множество радикалов, он умел так обращать лицо в сторону правительства, что его терпели, ему почти благоволили. Его в шутку называли «радикалом Высочайше утверждённого образца», В конце концов, ему давали политическое право, имевшее тогда характер монополии, право издания противоправительственного органа. Конечно, «Русское Богатство» издавалось под цензурой, но под усиленной цензурой здесь постоянно печатались вещи, появление которых, например, в «Вестнике Европы» убило бы журнал навсегда.

Покойный князь Н.В. Шаховской, тогдашний начальник главного управления по делам печати, убеждённо говорил: «За «Русское Богатство» мы спокойны. Мы знаем, что это социал-демократы. Знаем, чего можно ждать от них и чего нельзя». Благодушный славянофил, увы, отстоял Михайловского и Короленко, очевидно не имея даже приблизительного представления о том, что это за люди. В его глазах они были чуть ли не кадеты-социалисты, присутствие которых в печати признавалось полезным для правительства. Прошло немного лет и бедному князю пришлось на себе испытать действие мысли, переродившейся в гремучий студень. Сколько с тех пор перебили диктаторов и министров! Режиссёры реакции погибают растерзанные бомбами, а режиссёры революции умирают «на славном посту», т.е. в собственных постелях, пресыщенные триумфами, вознесённые над трупами доверившихся им подростков...