- Я попросил бы вас быть аккуратнее с выражениями. Дикари обычно не прощают обид и смывают их кровью. Причем совершенно не делая скидок на пол. Ваш дражайший отец сам решил заключить со мной договор и нет ничего удивительного в том, что я настаиваю на его выполнении, - судя по блестящим глазам Ильшениса, его эта ситуация только забавляла.
- П-прощу прошения, но о каком лоте вы говорите? - чтобы влезть в разговор, торговцу явно пришлось не только собрать все крупицы мужества, но и взять в долг. - Наша гильдия провела оценку и описала все имущества графа Монлера.
- Не всё, - улыбка ардека стала откровенно предвкушающей. Он не спешил говорить, желая сполна насладиться реакцией на свои слова. - Последний, и смею надеяться, самый дорогой лот сидит прямо напротив вас.
Сначала торговец уставился на стену. Потом медленно перевел взгляд на Камиллу и сдавленно булькнул.
- Господин, должно быть, я неверно вас понял. Вы же не имели ввиду, что леди Монлер это…
- Да, все верно, последний лот - дочь графа Монлера, - устав ждать, пока торговец соберется с мыслями, перебил его Ильшенис. - По нашим законам тот, кто не может заплатить долг, отвечает всем своим имуществом. А жены, сестры и дочери не что иное, как его часть.
- То есть, продать ее светлость как вещь?! - глаза торговца полезли на лоб. - Меня же выгонят из гильдии! У нас запрещена работорговля! Это… это немыслимо!
- Возвращаетесь в зал и объявляете о продаже последнего лота или я иду в гильдию и заявляю, что один из торговцев оскорбил меня? - в то время, как мужчина с трудом удерживался от обморока, на лице ардека по-прежнему читалась скука. - Думайте скорее, сегодня я планировал покинуть ваш славный город.
- К-к-как пожелаете, - явно проклявший день, когда вообще согласился на эту работу, торговец поднялся.
- Отец, останьтесь лучше здесь. Вам не стоит за этим наблюдать, - внутри все клокотало от бешенства, но Камилла заставила себя тепло улыбнуться графу.
- Нет! Это из-за меня ты оказалась втянута в этот кошмар! Если я лишен возможности помочь тебе, то хотя бы не оставлю в одиночестве! - лорд Монлер сделал шаг вперед, но сразу же скривился от боли и схватился за грудь.
- Останьтесь здесь. Вам вредно волноваться, - помогая отцу опуститься в кресло, повторила девушка. - Меня проводит господин Ильшенис. В конце концов, он ведь больше всех в этом заинтересован.
Правда, улыбалась Камилла ровно до тех пор, пока не отвернулась от отца. Стоило же подойти к ардеку и вложить пальцы в протянутую ладонь, как улыбка превратилась в гримасу.
- Я ненавижу вас большего всего на свете! Вы само воплощение самых жутких кошмаров, - прошипела она. - Пусть мой отец не в силах вмешаться, но боги накажут вас!
- Не стоит решать за богов. Кто знает, вдруг им напротив, понравится увиденное, и они отблагодарят меня за то, что развеял их вековую скуку? - рассмеялся Ильшенис.
- Я убью вас! Не знаю как, но отомщу за то, через что вы заставили пройти отца и меня! - до этого дня Камилла никогда не думала о том, чтобы в здравом уме причинить боль живому существу, но сейчас внутри пылала такая ярость, что, окажись в руке кинжал, не задумываясь, воткнула бы его в грудь мужчины.
- О, моя дорогая, не стоит давать обещаний, которые не сможете сдержать, - и вновь ответом стал оскорбительный смех. - Берите пример с меня. Я ведь обещал, что вам придется продать честь и вот, пожалуйста, уже через пару минут кто-то из сидящих в зале купит вас с такой же легкостью, как покупали вашу посуду и одежду.
Камилла при этих словах судорожно выдохнула. Ильшенис изогнул бровь, с внутренним нетерпением ожидая ответа девушки, но та так и не произнесла ни слова. Только, явно не осознавая, что делает, крепче вцепилась в его ладонь.
Теперь улыбка мужчины была торжествующей. Что сказать, это оказалось куда легче, чем выглядело на первый взгляд. В памяти послушно ожила картина их первой встречи.
Ильшенис увидел Камиллу случайно. Честно сказать, столкнувшись с ней в коридоре, в первый момент принял за служанку. Да и немудрено, все же дочери графов редко надевают простые серые платья и заплетают волосы в косу. А когда Камилла уставилась на него красными, наполненными слезами глазами, то напомнила уже обиженного ребенка, у которого отняли любимую игрушку.