«Никакое правительство – демократическое или аристократическое, в своих политических действиях или во мнениях, качествах и расположении умов, которые оно воспитывает, не поднималось и не могло подняться выше уровня посредственности, кроме тех случаев, когда многие, которым принадлежала власть, позволяли направлять себя (что в лучшие свои времена они всегда позволяли) советам и влиянию более высоко одаренных и просвещенных одного или нескольких. Всё мудрое и благородное исходит и должно исходить от отдельных личностей. <…> …когда мнения множества вполне заурядных людей повсюду становятся господствующей силой, противоядием и поправкой к этой наклонности должно быть всё большее и большее личное своеобразие тех, кто стоит на высоких ступенях умственного развития. …Исключительные личности должны быть не запугиваемы, но поощряемы в том, чтобы поступать не так, как массы. В прежние времена в этом не было смысла, если только они поступали не просто иначе, но лучше. В эту эпоху простой пример личного своеобразия, простой отказ преклонить колени перед обычаем, уже полезен».
Я бы сказал, что во всей этой проповеди высокоподнявшейся личности, во вздохе о временах, когда высота положения защищала от послушания толпе, слышится Ницше – но только с поправкой на более спокойный и ровный тон (даже когда Миллю приходится говорить о глубоко возмущающем его христианстве) и видимость беспристрастного изложения (сначала защищаются Сократ, Христос и христиане, а затем на основании этих частных случаев преследования большинством меньшинства делается общий вывод о том, что всякое меньшинство право, например – современные атеисты в их противостоянии христианству)… Разница еще и в средствах. Член общества, в котором суд и юристы с давних пор считаются хранителями справедливости – Милль обстраивает личность юридическими гарантиями, даже добро и зло определяет как «законное» и «незаконное» (и в этом он отец нынешнего нравственно слепого либерализма). Однако ницшевский «высший человек» вызвал бы у него – уверен! – только одобрение, как и ницшевское презрение к толпе.
25
В отношении метафизических истин Милль (а с ним все либералы) предлагает осторожность, трудно отличимую от трусости. Из того, что мы не можем быть безусловно и окончательно уверены в наших мнениях о невидимом, можно сделать и другой вывод, а именно: смело основать общество на тех немногих истинах высшего порядка, которые нам открылись, и идти по пути самосовершенствования (столь любезному либералам), сохраняя верность этим истинам, насколько хватит этого пути – т. е. делать именно то, что делали все общества, которые добивались высокого развития в области человеческого, оно же культура, в том числе и прежняя Европа. Метафизическая осторожность, если не сказать – трусость, не приводит к культурным успехам. Напротив, для культурного развития требуется, чтобы мы – наивно или отважно – уверовали в некоторые истины и в своих упованиях и поступках исходили если не только, то в основном из них. 15
26
«Ни одно лицо, или любое число лиц, не полномочно говорить другому человеческому существу, достигшему зрелости, что оно не должно делать со свой жизнью, ради собственной выгоды, то, что оно захочет с ней сделать». И далее: «Советы в помощь его суждениям, увещевания для укрепления его воли – могут быть ему предложены, даже навязаны, другими; но всё же последним судьей остается он сам. Все ошибки, которые человек может совершить против совета и предостережения, значительно перевешиваются злом, состоящим в позволении другим навязывать ему то, что они считают для него благом». Не один раз и со всей возможной силой у Милля повторяется эта мысль: большинство почти всегда заблуждается в оценках, навязываемых им меньшинству. В области идей бывает так, бывает и иначе; но так ли в области личной нравственности? Так, говорит Милль:
«В вопросах общественной нравственности, или долга по отношению к другим, мнение общества, то есть преобладающего большинства, хотя и ошибается часто, но чаще, кажется, бывает правильно… Однако мнение того же большинства, навязываемое в качестве закона меньшинству, относительно вопросов личного поведения может быть как ложным, так и истинным; потому что в этих случаях общественное мнение означает, самое лучшее, чье-то частное мнение о том, что хорошо и плохо для других людей; хотя часто оно не означает и этого; общество с великолепным безразличием оставляет без внимания удовольствие или удобство тех, чье поведение оно порицает, и считается только со своими собственными предпочтениями».