3
Милль постоянно повторяет, что было бы большим недоразумением понять его «систему свободы» как систему отделенных от друга, совершенно нравственно независимых индивидуумов. Он признаёт нравственное взаимовлияние, но уверен, что более высокие образцы поведения победят в свободном столкновении с более низкими, и что наши «осуждение и отказ от общения» подействуют угнетающе на того, кто ведет недобродетельную жизнь. Вообще Милль уверен в прочности высокоразвитого общества, и в силах сдерживания и ограничения (мораль и Церковь) видит только ненужных опекунов взрослой и дееспособной личности. Здесь коренная ошибка всего этого мировоззрения. Христианской истины о человеке, т. е. убеждения в его двойственности его природы и происходящем из этой двойственности разломе между человеческими целями и достижениями, либерал не признаёт. В качестве замены предлагается учение о человеке как о «чистом листе», на котором пишет общество, – верование, которое разделяет и социализм. Разделение между социалистической и либеральной мыслью – дальше, в области практических мер. Социалисты предлагают принудительное общественное переустройство, первым шагом которого явится (уже явилось, вернее) разрушение старого государства, Церкви, культуры; либералы постепенно вынимают почву из-под культуры и религии, так что со временем им оказывается не на чем держаться. Различна и цель. Однажды разрушив старые идеалы, социалист намерен (был, вернее, намерен – ибо в мире больше нет истинных социалистов, таких, которые верили бы в «новую историческую эпоху») построить новые, заменив только религиозный культ культом государства, христианскую нравственность – моралью государственного блага, и проч. Для либерала разрушение святынь и ценностей является самоцелью; он не видит возможности для «свободного развития личности», пока они не уничтожены или, хотя бы, лишены своего влияния. Развитие личности начинается там, где заканчиваются история (т. е. предание), религия и культура. Таково содержание этой веры. Не удивительно, что в деле воспитания личности она терпит полный провал; тратит все усилия на «защиту» личности от сторонних влияний, нисколько не обогатив ее внутреннего содержания. «Пустые скорлупки имеют право оставаться пустыми и противодействовать всем попыткам себя наполнить», говорит либерал, и добавляет: «Теперь, наконец, их свободному развитию ничто не помешает».
4
То, что проповедует Милль, есть свобода законного самоуничтожения личности при благожелательном попустительстве общества. «Дайте человеку сделать со своей жизнью то, что он хочет с ней сделать!» Самое поверхностное знание человеческой природы подсказывает, что предоставленная самой себе личность, освобожденная от внешнего нравственного авторитета или внутреннего самоограничения, может сделать со своей жизнью только одно: разрушить ее. Ничем не ограниченное следование своим желаниям или выгодам, на котором Милль хочет основать личную нравственность, ведет к пресыщению и пустоте. Это, в конце концов, даже не философская, а прямо физиологическая истина…
I
V
. После изгнания нормы
1
В отношении общества возможно два взгляда: христианский и либеральный. Согласно первому, общество есть воспитательное учреждение. Согласно второму, общество есть сумасшедший дом, все входящие в который имеют равное право страдать от своих болезней. Впрочем, сравнение неполно, т. к. и в бедламе присутствует мысль о норме – мысль, как можно основательнее изгоняемая из либерального общества. В том-то и дело, что либерализм противостоит совсем не тому, о чем обычно говорят либералы, но понятию нормы. Борясь с нормой, изгоняя ее из жизни, либерализм вступает в ожесточенную борьбу против религии и культуры, для которых это понятие является основой основ. Сообразно этому, переопределяется само понятие свободы: от свободы развития в пределах некоторой (почитаемой за совершенную) формы – к свободе формообразования без всякого развития.
2
Либерализм, коротко говоря, есть учение о том, как выжить человеку, которому было убедительно доказано, что «смысл жизни» или отсутствует, или непостижим. Как уцелеть обществу, из которого вынут стержень; как выжить личности, у которой отнята сердцевина… Разговоры о «свободе» и «уважении к личности», с которых начинается проповедь либерализма, затушевывают истинный порядок его ценностей. Может показаться, что либерал потому требует неограниченной свободы личности и упразднения всякого нравственного авторитета в обществе, что жаждет новой истины и новых ценностей, которые личность будущего, если только будет свободна, сумеет найти. Т. е. эти слова произносятся, но не выражают мыслей говорящего. Порядок ценностей, доводов, обоснований здесь иной: поскольку 1) нет и не может быть никаких определенных суждений о «смысле жизни», правде, добре и красоте, 2) следует упразднить все учреждения, которые следят за тем, дабы общество не уклонялось от общепризнанных высших ценностей, не забывало их ради низших, и 3) дать личности неограниченную свободу сколь угодно уклоняться от общечеловеческих норм (так как никто не может обоснованно судить о том, что является нормой, а что нет), в надежде на то, что 4) слепое хаотическое кружение со временем 17 выведет их на лучшие, нежели нынешние, пути. Мне недавно попались на глаза слова Майкла Санделя о том, что «общество устраивается наилучшим образом, когда руководствуется правилами, не предполагающими никакого определенного представления о добре». 18 Это совершенно в духе Дж. Ст. Милля, хотя у него таких обобщений нет – в первую очередь потому, что этому последнему, чтобы сохранить уважение общества, приходилось быть, по меньшей мере, внешне почтительным по отношению к истине и добру (как бы ограниченно он их ни толковал, почти лишая своим толкованием всякого смысла). Речь идет в первую очередь об освобождении от понятий добра и зла, всей качественной лестницы ценностей, вплоть до ее завершения – Отца всякой ценности, Бога. Во вражде к Божеству либеральное учение совпадает с социализмом (и вообще эти два потока постоянно смешивают свои воды на протяжении последнего столетия), но в «положительной» своей части (если у либерализма есть что-то «положительное») оно опаснее последнего. Социализм всё-таки признаёт существование ценностей, хотя и утверждает, что господствующие классы в собственных интересах эти ценности извращают. Социализм – теперь, после конца его господства в России, в этом уже можно признаться – всё-таки имел что-то такое, что можно было утверждать, другое дело, что его ценности были упрощенной и уплощенной, лишенной своего божественного источника христианской моралью. В то же время либеральные ценности – только набор приемов и уловок, освобождающих личность от нравственного суждения для ничем не ограниченной деятельности в пределах, устанавливаемых законом, который охраняет членов общества от материального и только материального ущерба. Впрочем, по мере того, как либерализм из прохладно принимаемого (поскольку выгодного) убеждения становится идеологией, 19 он приходит к необходимости морального принуждения, к насильственному распространению взглядов… меньшинства как носителя нравственной и фактической правоты!!! Читая эти слова, не забывайте о том, что так преобразовалось учение о том, как защитить меньшинство от тирании большинства. Нельзя не вспомнить Достоевского, который на вопрос следственной комиссии по делу кружка Петрашевского – как он относится к системе Фурье? – ответил, что «всякая система плоха уже потому, что она система». Достоинство систематика определяется тем, насколько далеко и бесстрашно он готов зайти по пути, который ведет к превращению его мыслей в полную бессмыслицу. Либерализм опасно приблизился к состоянию горячо принимаемой в качестве руководства бессмыслицы, об истинном смысле которой – по предупреждению самого Дж. Ст. Милля («общепринятые истины начинают механически воспроизводиться с забвением их действительного смысла») – массы уже забыли. Надо только заметить, что течение свое либерализм совершил удивительно быстро, в сравнении со своим противником – христианством, которое подогревало человеческое развитие на протяжении почти двух тысяч лет…