Бергер включил звук и услышал мягкий голос Риты Олен:
— Сэм, вокруг вашего эллинга установлены камеры наблюдения?
Бергер увидел, как у него открылся рот от удивления.
— О чем это вы? — спросил он наконец.
— Я задала прямой вопрос, — сказала Олен. — Вы видели на днях вечером, как к вашему дому приближается посетитель? Поэтому вы и нырнули головой в унитаз? Чтобы подчеркнуть серьезность ситуации? Показать подруге всю степень своего отчаяния?
— Ди? — воскликнул Бергер.
— Да, кажется, так вы ее называете. Вы ведь ее видели через камеры наблюдения?
— Вы прыгаете с темы на тему, — сказал Бергер и покачал головой.
— Тема все та же, — спокойно возразила Олен. — Просто ответьте на вопрос.
Бергер смотрел на свою посредственную актерскую игру через объектив видеокамеры. Его снова передернуло, затем он услышал свой ответ:
— Да, у меня стоят камеры наблюдения. Да, я видел Ди. Да, именно поэтому я опустил голову в унитаз.
— Это был какой-то особый день? Требующий гипертрофированных действий? Которые, в свою очередь, требовали зрителей?
Бергер на видео молчал. Бергер в эллинге внимательно наблюдал за его взглядом. Все встало на свои места. Сознательное смешалось с бессознательным.
— Насколько я знаю, нет, — ответил Бергер на видео.
На мостках у эллинга возник третий Сэм Бергер и тут же вмешался в разговор. Полицейский Сэм Бергер когда-то был уважаемым следователем. Он всегда безошибочно определял ложь и притворство. И теперь он похлопал не столь безупречного с точки зрения морали частного детектива Сэма Бергера по плечу и разочарованно покачал головой.
Да он и сам видел по глазам мужчины на записи, что тот лжет. Неужели это могло ускользнуть от Риты Олен?
Ответ не замедлил себя ждать:
— Попробуйте еще раз, Сэм.
Заметив потухший взгляд пациента на видео, полицейский и частный детектив, сидя плечом к плечу на берегу залива, дружно покачали головами.
Как же его легко раскусить…
— В этот день должен был родиться наш ребенок, — сказал он без всякого выражения.
Когда Бергер наклонился ближе к ноутбуку, его полицейское «я» куда-то испарилось. Сэм перемотал вперед, до того момента, где перед ним на столе лежит пятнадцать бумажных комочков. Снова включил воспроизведение.
Послышался голос Риты Олен:
— Все-таки мне кажется, что вы начинаете осознавать, что ключом к вашему душевному равновесию является Молли Блум. Попробуйте рассказать, Сэм. Она действительно исчезла и с тех пор не подавала признаков жизни, кроме этого видео, снятого в аэропорту Брюсселя?
Бергер на записи медленно кивнул.
— За все это время она ни разу не позвонила, — сказал он. — Даже вшивого сообщения не прислала.
— Но в тот-то день, думали вы, она точно даст о себе знать? В день родов?
— Я прождал весь день, сидел как на иголках.
— Значит, до того, как было снято то видео, она сообщила вам предполагаемую дату родов?
Бергер снова кивнул.
— В последний раз, когда мы виделись вживую. Она назвала дату, которую высчитала акушерка. И сказала, что будет думать дальше о… нашем совместном будущем.
— И вот позавчера вы сидели как на иголках. А к вечеру через камеры наблюдения заметили приближающуюся к вашему эллингу женщину.
— Я думал, что это она, — почти беззвучно произнес Бергер.
— А когда выяснилось, что это Ди, вы прониклись жалостью к себе?
— Я, между прочим, чуть зуб не выбил, — криво улыбнувшись, ответил Бергер.
На какое-то время воцарилось молчание. Гробовая тишина. Наконец Рита Олен спросила:
— Так в чем, собственно, проблема?
Лицо Бергера исказилось гримасой.
— Я, черт возьми, так за нее волнуюсь, — прорычал он.
Потом опустил голову на колени.
Он поставил запись на паузу. На том же самом месте.
Теперь ему было абсолютно наплевать, есть ли у него лысина.
7
Лето близится к концу. Иван крепко обхватил себя руками, как будто замерз. Хотя он идет в глубокой тени леса, красная кепка плотно надвинута на лоб до самых бровей. Он идет долго. По дороге никого не встречает, а если бы и встретил, то не заметил бы. Взгляд устремлен вниз, к земле, к едва различимой в траве тропинке, к насекомым, ко всем этим трудягам, для которых жизнь — это просто судьба. Чьи долг и стремления прописаны в генетическом коде. Тем, кому никогда не приходилось переживать ад под названием «свобода».