— Да, да, — маленькие пальчики отмахнулись от этого, как от дыма. — Я слышал, что такое случается, правда, никогда не видел живьем. Мало кто видел. Это будет весьма трудно доказать в суде.
— Если бы я не потерял память, зачем бы мне было отправляться куда-то с ним? Чтобы меня отвезли к Профессору и убили? Я уверен, Дальгрен хотел с моей помощью сторговаться с Фэллом, оказать ему моей поимкой хорошую услугу. Возможно, даже попасть обратно в его банду. Послушайте… Гарднер… имя Фэлла здесь совершенно точно известно! И агентство «Герральд» здесь знают тоже! Так почему я сижу в камере, если все это можно было бы объяснить, поработав полдня?
— Потому что, — ответил Лиллехорн, и голос его казался срывающимся и терпеливым одновременно. — Ни у кого нет половины дня, чтобы тратить его на вас. Я здесь нахожусь неофициально и отнимаю время у других насущных вопросов, — он склонил голову набок, и его нарисованные губы сжались в тонкую линию, прежде чем он заговорил снова. — Вам необходимо понять, где вы находитесь. Лондон — это не Нью-Йорк. Здесь у нас сразу могут произойти несколько ограблений, несколько драк в тавернах, маленькая ссора между любовниками или супругами и убийство. Здесь, Мэтью, перед нами предстает веселый город и его черные грехи. Если человек здесь пройдет пару кварталов ночью, и его не ограбят и не убьют, он может полагать свою жизнь зачарованной. Я понимаю, что Профессор Фэлл мог когда-то давно собрать все свои банды вместе и составить из этого то, что вы называете его преступной империей, но время не стоит на месте. Банды возрождаются с куда более молодыми и деятельными лидерами. Они контролируют целые районы города. И убийства… о, Господи Боже! В этом городе ножи чаще используются, чтобы перерезáть глотки, нежели для того, чтобы чистить рыбу. Каждое утро мы загружаем вагон трупами, и ты никогда не знаешь, что можешь найти: обезглавленную маленькую девочку лет восьми-девяти, человека с внутренностями, разбросанными, как драгоценные артефакты, по обе стороны его тела, женщину с отрезанными интимными частями тела… причем, сами интимные органы могут и вовсе пропасть без вести и никогда не найтись. Десятки жертв убийств — безымянные, безликие. Буквально. Каждый Божий день, — Лиллехорн сделал паузу, потому что тремор эмоции в его голосе, похоже, удивил его самого не меньше, чем он удивил Мэтью.
Дождь принялся сильнее бить в окно. Одна из свечей зашипела в своем подсвечнике, когда ее расклешенный фитиль поджег особенно маслянистый остаток свиного жира.
После этой недолгой паузы Лиллехорн заставил себя продолжить.
— Некоторые знают имя Профессора Фэлла, — сказал он тихо. — Но большинство — не знает. У него нет цели слыть известным среди толпы людей. Но я вам так скажу, Мэтью… то, что я слышал… то, что я видел за эти недолгие месяцы… все это гораздо хуже, чем все то, что творил Профессор Фэлл. Как я уже говорил, время не стоит на месте. Есть молодые руки, жадные до грязных денег и готовые отнять много невинных жизней, если будет необходимо. В Нью-Йорке присутствует совесть, Мэтью… присутствует уважение к другим людям. Здесь… ну… Нью-Йорк по последним данным населяют шесть тысяч человек. В Лондоне живут шестьсот тысяч человек, и все они перемешиваются, желают того, что есть у других, и ведут борьбу за жизнь, стараясь удержаться на этом свете как можно дольше. И огромное количество людей прибывает каждый день со всех направлений. Вы следите за ходом моей мысли?
— Да, — отозвался Мэтью.
— И закон здесь ведет борьбу за выживание, — продолжил Лиллехорн. — Ожесточенную борьбу, будьте уверены. Есть некоторые районы Лондона, куда не сунется ни один человек в здравом уме. Они пригодны только для животных. Здесь есть бордели, где самым старшим девочкам всего годков двенадцать, а младшим — около шести. Есть нищенские кварталы, где оголодавшие мужчины и женщины кидаются друг на друга и могут забить до смерти любого, чтобы добыть краюху хлеба. Есть люди, которые выполняют грязные поручения для каторжников или карманников. Прибавьте к этому уравнению дешевый и разрушающий умы джин, и вы получите Ад Данте прямо на английской земле, — Лиллехорн уставился в пламя масляной лампы, и Мэтью вдруг ощутил холодок, пробежавший по его спине. Понизившаяся температура была здесь ни при чем — всему виной было выражение боли в глазах этого человека. Очевидно, он не был полностью подготовлен к такой работе и к тому, каков на самом деле Лондон в 1703 году.
— Этот город, — вновь заговорил Лиллехорн. — Съедает молодых и слабых. Он отрезает головы детям и колотит лица мужчин и женщин, превращая их в отбитые куски мяса ради нескольких шиллингов. Он развращает разум и убивает душу. И грех его бездонен. Поэтому… некому проводить с вами полдня, молодой человек. К слову, для вас безопаснее находиться здесь, — заключил он. — Всяко лучше, чем, делить мокрую могилу за бортом «Странницы» с графом Антоном Маннергеймом Дальгреном.