А сам весь в лице изменился.
Дескать, ты, мсье, не Наполеон.
И ждёт, чтоб я извинился.
А я ему: ах ты, чопорный галл!
Не смей так со мной обращаться.
Мой пращур – забыл? – по Европе вас гнал
И не захотел здесь остаться.
Сдался мне твой золотой табурет.
Успел ощутить я тем местом:
В нём растянуться возможности нет
Да и сидеть, в общем, тесно.
* * *
Р.ПАЛЬ
Роберт-Первый –
шотландец Бёрнс.
Второй –
россиянин,
Роберт
Рождественский.
Первый
в стихах своих
смуту нёс,
Второй был,
помнится,
тоже
не девственницей.
Первый помре,
лет около трёхсот.
Рухнула
под вторым
жизни
лестница.
Но не иссяк на том
Робертов род.
Третий есть Роберт –
поэт-прелестница.
Роберт Паль
ещё не опал.
Скромно идет
по жизни
тропиночке.
В нём не иссяк
ямбовый запал,
Он построчит ещё
вирши-записочки.
Бледно –
жёлто –
розоватый
цвет –
Как говорится,
цвет палевый.
Но чтобы
палёным
запахом –
нет,
Не оскорбят вас
стихи Палевы.
* * *
Будто бы в хмельном угаре
В батискафе Челенгаров
Дно столбил в глубинах синих –
Продолжение России.
Лишь сбежал по трапу с флагом,
К Путину спешит с докладом:
«Полон я патриотизьмы,
Прирастил чуток отчизны!»
В объектив взирает гордо:
Мол, ступил ногою твёрдой.
Исхитрится так не каждый,
Он теперь в Героях дважды.
В депутатских гулких залах
Всё отечества им мало.
Шлют японцам телеграмму:
Не видать вам Шикотана.
А по поводу Аляски
До сих пор всё точат лясы:
Дёшево отдали, даром,
Получилось как в подарок.
От Москвы до Сахалина
Нефть, руда и древесина.
Дяде Сэму шлют петиций:
Подавай нам инвестиций.
Но, добыв бочонок нефти,
Пол бачка прольют на месте.
Проку, как при стрижке свинок:
Визгу много – клок шерстинок.
Так и от челенгаризма,
Как от той зловредной клизмы:
Пузырится, полегчало
И опять начнёт сначала.
Челенгарили веками
То с мечами, то с флажками.
С Ермаком по всей Сибири
Челенгаровы ходили.
Там, где шли землепроходцы,
Собирают хлам японцы.
Все пеньки, сучки, коренья
Превратят в большие деньги.
Мы ж всю жизнь флажки втыкали,
Пол-планеты – всё за..рали.
* * *
Прорицатель Мишель Нотрдам,
Тот, писавший катрены Европе,
К праотцам снаряжался сам,
Никого не сподобил на хлопоты.
А российский придворный вещун,
знают все его – Гришка Распутин,
Тот, при императрице шептун,
Хоть и вовсе был не распутен,
Но предвидел такие пути,
Все они получались зловещи.
Те, кто должен был ими идти,
Не простили Гришке те вещи.
Время шлет нам еще одного
Азиата. Рифмуйте сами
Вы по Гришке фамилию его,
Но не сравнивайте с Нотрдамом.
Чтоб верховным его объявить,
Оставалось несколько месяцев,
Но пророчил в сортирах мочить
Он тогда непокорных чеченцев.
А чеченец чеченцу рознь.
Вот Рамзан – не встаёт он в позу.
А Шамилю – как масло в огонь
Слово брошенное с угрозой.
Ты такого мочи, не мочи.
Мстить учили его с пелёнок.
Раны рвань, зеленкой смочив,
Перетерпит он, скрывшись в зеленке.
Но потом – пощады не жди.
В поездах, самолетах, в школе
Он вернёт тебе долг, бди не бди.
И ищи потом ветра в поле.
Твой «сортир» перенес он в Беслан.
Где не ждали напасти дети.
Соловья сортирного план
Был никчёмен. А дети – в ответе?
Про таких говорят давно:
Лучше задница, но чтоб при деле,
Чем язык твой – как помело.
Без костей он, не знает, что мелет.
Вот убиты Шамиль и Аслан.
Генерал шлёт реляцию Путину,
Но когда грянет новый Беслан,
Не предвидел бы даже Распутин.
Прорицатель Мишель Нотрдам,
Тот, писавший катрены Европе,
От тоски удавился бы сам,
Предскажи азиатам их хлопоты.
* * *
СОЛДАТСКИЕ
Над лётным полем тишина повисла
И белые барашки-облака.
Приветливо, с улыбкой золотистой
Льет море света солнце свысока.
Воскресной тишиной полна стоянка,
Сверкая сталью, дремлет самолет,
Во всём видна спокойствия осанка,
Лишь манит неба ширь: скорей на взлет!
Быть может, неба зов — тоска по людям.
Быть может, к звёздам ждёт оно полет.
Послушай, небо, откровенны будем,
Ты видишь, над планетой дым ползёт.
Гул взрывов не стихает над Вьетнамом,
Плетет свои законы Бундестаг,