Вообще американцы народ шустрый. Говорят, все наши «мозги» они переманили к себе, у нас в стране остались одни «желудки». Всё, что где-нибудь ни изобрети, обязательно сопрут, внедрят у себя. Помнится, ныне покойный туркменбаши Сапармурад утверждал, что туркмены придумали колесо, а потом и компьютер первыми придумали. Сапар всё знает: это туркмены. А американцы у них переняли, как пользоваться такими благами. Не говоря уж о всяких ракетах, космических кораблях и прочих чудесах, которые они тибрили у нас, россиян. В отелях в твоём номере, как в Туркмении, обязательно стоит компьютер; в ванной, лишь откроешь дверь, не успеет загореться свет, а под потолком, как ишак в хлеву, вздохнёт кондиционер.
В начале прошлого века, говорят, руководство Штатов поставило на государственном уровне задачу — подковать блоху. Тут-то они не смогли, не по зубам. Вообще-то есть версия: на кой... , извините за выражение, подковывать её, блоху.
Теперь там витает идея: внедрить, как это случилось лет пятнадцать назад в России, повсеместно платные туалеты. Но во время поездки мне как-то не довелось обнаружить ни одного такового. Заходишь в туалет (в первый раз, по нашей привычке на ходу расстегивая пуговки, я, оглядевшись, испугался: может, не туда попал) — блеск, чистота. Рукомойник без вентиля. Я ему чуть шею не свернул, пока не допёр, что надо просто подставить руки, а вода сама побежит.
Спроси сегодня у упоминавшегося в начале публикации колхозника посчёт кукурузы, и получится, что у нас научились американцы её выращивать. Правда, не научились правильно убирать. Возле того же упоминавшегося 538-го километра российского тракта я наблюдал: идёт по полю силосный комбайн, рядом грузовик, в кузов которого сыплется скошенная масса. Половина ценнейшего корма летит на землю. Впервые я увидел такое головотяпство несколько десятилетий назад. Удивился. А теперь уже не удивляюсь.
Равно как не удивляюсь, обнаружив в эту поездку, что американцы крадут у нас даже идеи. Коммунистические принципы о благах и благоденствии чьи? Наши. А они их всем своим бездарям втемяшили. Мы-то их раньше провозгласили. Кто скажет, что я с Абрамовичем не брат? Разве тот мужичонка, что, положив фуражку перед собой на землю, стоит на углу перед супермаркетом, не друг мне? Это после нас американцы приказали своим гражданам: человек человеку — друг, товарищ и брат. Этот принцип и осуществляется ими на каждом шагу. Потому что здесь – всё для человека. Этому их обучил опять-таки наш — Алексей Максимыч.
После возвращения, кое-как добравшись-таки из Шереметьевского аэропорта в столицу, я собрался съездить к сестре, проживающей в пригороде. Я помнил о прошлых моих посещениях, когда племянница, например, скрывая свою неприязнь, не допустив и до порога квартиры, отвела меня, не знавшего тогда нового адреса, к своей матери. А здесь сестрин сожитель, уж и не скрывая недовольства (понаехали тут!), разве что только не щёлкал зубами. Прослонявшись до вечера, чтобы не обременять лишнего, поехал-таки. Надо же оставить подарок. Зятёк даже поздороваться не вышел из своей комнаты. А я, извлекая из рюкзачка то, что привёз, пришел в уныние: самый ценный сувенир, купленный в нью-йоркской лавчонке, в надежде, что он украсит в моём кабинете коллекцию подобных памятных вещиц – Статуя Свободы — был с обломленным лучиком в короне.
На досмотре в американском аэропорту янки, помнится, улыбаясь, похлопал меня по плечу: «Memoria!». Рюкзачок при выходе из самолёта пришлось сдать в багаж. Вот шереметьевские рабочие на выгрузке и обошлись с ним: летают тут всякие! Обнаружив случившийся изъян, я невольно подумал о хрупкости этой женщины. В отличие от такой же известной всему миру на Мамаевом кургане. Она тоже стоит у меня на полке, вся устремленная вперед, взметнувши вверх меч. Не только шереметьевские грузчики — кувалдой её, стальную, не сломаешь.
По возвращении из Штатов, все еще под впечатлением от увиденного, я, словно чувствуя, боялся в подробностях делиться впечатлениями со знакомыми. Но сосед, например, лишь узнав о моей поездке, тут же заклеймил: чего ты там забыл; грабят весь мир. А вот бывший однокашник по университету, нынче преподающий историю и пребывающий директором школы, со злой иронией прервал меня, в двух словах описывавшего увиденное: «А сорок тысяч, живущих в коробках, ты там не видел?»