Агата встаёт на колени, обнимает его ноги и вдруг начинает рыдать.
«Что стряслось?» – он тоже опускается на колени и прислоняется лбом к мокрой чалме.
«Ведь бывает такое обожание, когда хочешь съесть предмет обожания? Вот! Держись от меня подальше! Если серьёзно, я очень боюсь тебя потерять. И ещё сильнее боюсь, что ты меня потеряешь. Всю свою жизнь я только и делаю, что теряюсь, с самых малых лет. Потом я даже заподозрила, что мир подменили, и у меня до сих пор такое чувство – что мир подменён».
16. Второй рассказ Агаты
Я приехала в гости к старшей подруге, которая жила в провинциальном городке. Мне было двадцать два года, и я знала этот город наизусть – он тесный, как шкатулка: маленькая площадь с бюстом Ильича и три с половиной улицы. У подруги завтра день рождения, круглая дата, съедутся гости из разных мест.
В два часа дня я собралась в магазин – докупить продуктов для праздничного стола. Она ещё попросила: «Возвращайся скорей, не задерживайся. А то завтра нагрянет толпа, не успеем поговорить».
А где там задерживаться-то?
Я пошла, купила в местном убогом магазинчике, что смогла найти, выхожу на улицу и почему-то местность не очень узнаю.
Иду в ту сторону, откуда пришла, оказалось – не туда. Ничего, кроме сплошного забора. Иду обратно, попадаю в совсем незнакомый район. Ну смешно же, думаю, проще в собственных карманах заблудиться!
Одним словом, я бродила два с половиной часа. То совсем на окраину выйду, то в какой-то пустынный тупик. И, как назло, почти нет прохожих, чтобы спросить дорогу: или совсем глухая старушка, или чумазые дети посреди огромной лужи. Ещё повстречался один алкаш, который попытался меня в жёны угнать, еле отвязалась. Кружу, кружу. Меня уже ноги не держали, так устала бродить.
И вдруг выхожу на знакомую улицу, к нужному дому. Только двор не пустой, а заставлен машинами, и в квартире у подруги уже полно гостей. Зашла – там уже застолье в разгаре, тосты поднимают. Видимо, раньше приехали. А подруга смотрит на меня с ужасом: «Ты куда пропала?! Я все городские службы на ноги подняла!» Мне смешно и неловко: «Вот, знаешь, заблудилась в трёх соснах, плутала два с лишним часа».
У неё часы на стене – там ровно полпятого.
Она стонет: «Какие два с лишним?? Я тебя со вчерашнего дня ищу! Ты хоть знаешь, какое сегодня число? Сегодня мой день рожденья!» – «Разве не завтра?» – «Уж мне-то лучше знать, когда. Тебя не было больше суток!» И слёзы на глазах.
У меня и сейчас, как вспомню, мороз по коже и сердце колотится.
Но самый-то ужас в том, что я и подругу свою не очень узнала.
Я сидела потом на углу стола, приглядывалась к ней и холодела: это была другая женщина, кажется, сильно загримированная, накрашенная и поэтому очень похожая на неё.
Зачем? Вот скажи, зачем?
«А как же ты продержалась целые сутки? Это какие силы нужны…»
«Не было никаких суток. Только два с половиной часа. Для меня, во всяком случае. Ты опять, мой бедный, не понял ничего?»
В память о шаровой молнии в комнате пахнет озоном, чистой горячей наготой и влажными волосами, освобождёнными из чалмы.
17
Ровно через неделю с Турбановым перестала здороваться надреевская секретарша.
Она просто глядела мимо и сквозь него.
Нельзя сказать, что он совсем упустил из виду этот выразительный симптом, но значения придал не больше, чем первому снежному покрову, который лёг на город тонким слоем, хотя до настоящей зимы оставался месяц. Чему он действительно придал значение, так это нарядным, но легкомысленным для такой погоды туфлям, в которых Агата ушла по своим неизвестным делам.
Он думал, что, наверное, никогда не поймёт, каким образом, как это случается, что совсем маленькая девочка, нежное, бестолковое и боязливое существо, целиком зависящее от нервной мамы или от властного любящего отца, вдруг однажды превращается в непостижимую женщину со своей таинственной жизнью, почти в неопознанный летающий объект; и как эта вчерашняя бесправная девочка по каким-то неявным причинам, по своей женственной воле вдруг решает осчастливить некоего субъекта противоположного пола, с чуждым, в сущности, естеством, доверив ему всю себя – с головы до ног.
Агата пришла на улицу Героев Таможни, в громадную, как бальный зал, пустую квартиру. Здесь она всегда мёрзла, но не позволяла себе переодеваться в тёплые домашние вещи. Хмурый задерживался, и от нечего делать Агата прилегла на кожаную кушетку и стала ждать. За четыре месяца она уже привыкла сюда ходить: отбывала и терпела эти визиты, как неприятную повинность или зябкий осмотр в процедурном кабинете, но только в последнюю неделю ощутила запах реальной опасности.