Патти попивала вино.
— Мне так не кажется, — сказала она. — Мне кажется, дело в том, что у главного героя никогда не было своей жизни, потому что он был очень ответственным, и всего стеснялся, и не знал, на что способен на самом деле. Ему незачем было жить, пока его не приняли за Дьявола. Хотя после этого он прожил всего несколько дней, ему не страшно было умереть, потому что он наконец-то чего-то достиг и осознал свои возможности.
Уолтер был шокирован.
— Довольно бессмысленная смерть, — заметил он. — На самом деле он же ничего не достиг.
— Тогда зачем?
— Потому что он почувствовал солидарность с теми, кто спас ему жизнь. Он понял, что несет за них ответственность. Они были его подчиненными и нуждались в нем, и он был верен им. Он умер ради верности.
— Боже! — изумленно сказала Патти. — Ты все-таки удивительный.
— Все не так, — запротестовал Уолтер. — Иногда я себя чувствую самым большим идиотом в мире. Я бы хотелуметь врать. Я бы хотелбыть таким эгоистом, как Ричард, и хотел бы попробовать себя в творчестве. И я не могу не потому, что я какой-то удивительный. Мне чего-то для этого не хватает.
— Но бухгалтер тоже не считал, что способен на подобное. Он удивил самого себя!
— Да, но это не реалистичное кино. На фотографии в газете был не просто похожий человек, там был он! И если бы он сдался властям, все тут же прояснилось бы. Ошибка в том, что он побежал. Поэтому я и говорю, что это притча, а не реалистическая история.
Патти чувствовала себя странно с бокалом вина в присутствии Уолтера, потому что он абсолютно не пил, но у нее было лихое настроение, и она довольно быстро залила в себя довольно много.
— Сними очки, — сказала она.
— Нет. Тогда я не буду тебя видеть.
— Ничего. Это всего лишь я. Просто Патти. Сними.
— Но мне нравится видеть тебя! Я люблю смотреть на тебя!
Их глаза встретились.
— Поэтому ты хочешь, чтобы я переехала к тебе? — спросила Патти.
Он покраснел.
— Да.
— Тогда, может, взглянем на твою квартиру, чтобы я решила?
— Сейчас?
— Да.
— Ты не устала?
— Нет, я не устала.
— А как твое колено?
— Мое колено в порядке, спасибо.
Она наконец-то думала только об Уолтере. Если бы ее спросили тогда, когда она ковыляла по Четвертой улице, вдыхая мягкий, соблазнительный майский воздух, надеется ли она столкнуться в квартире с Ричардом, Патти ответила бы отрицательно. Она хотела секса немедленно, и будь у Уолтера хотя бы капля здравого смысла, он бы повернул обратно, услышав за своей дверью бурчание телевизора — увел бы ее куда-нибудь, куда угодно, хоть в ее комнату. Но Уолтер верил в настоящую любовь и, очевидно, боялся делать следующий шаг, не будучи уверенным во взаимности. Он привел Патти в квартиру. В гостиной, положив босые ноги на кофейный столик, сидел Ричард. На коленях у него лежала гитара, рядом на диване валялся блокнот на спирали. Он смотрел какой-то фильм о войне, пил пепси из огромной бутылки и сплевывал табак в банку из-под томатного соуса. В остальном в комнате царил образцовый порядок.
— А я думал, ты на концерте, — сказал Уолтер.
— Дерьмо, а не концерт, — ответил Ричард.
— Это Патти, помнишь ее?
Патти застенчиво проковыляла на передний план.
— Привет, Ричард.
— Патти, которая считается невысокой.
— Это я.
— И все-таки ты довольно высокая. Рад, что Уолтеру удалось наконец затащить тебя сюда. Я уж боялся, что этого никогда не произойдет.
— Патти думает пожить здесь летом, — вмешался Уолтер.
Ричард приподнял брови:
— В самом деле?
Он был тоньше, моложе и сексуальнее, чем запомнилось Патти. Как это ни ужасно, но внезапно ей захотелось сказать, что все это не так, что она вовсе не думала переезжать к Уолтеру или переспать с ним сегодня. Но, стоя здесь, глупо было отрицать очевидное.
— Я ищу квартиру поближе к спортзалу, — объяснила она.
— Конечно. Очень разумно.
— Она хотела взглянуть на твою комнату, — сказал Уолтер.
— Там сейчас не прибрано.
— Ты так говоришь, как будто там хоть иногда бывает прибрано, — радостно рассмеялся Уолтер.
— Случаются периоды относительной прибранности, — ответил Ричард и выключил телевизор пальцем ноги. — Как поживает твоя подружка Элиза? — спросил он у Патти.
— Она мне больше не подружка.
— Я же тебе говорил, — заметил Уолтер.
— Хотел услышать из первых рук. Она совершенно двинутая, правда? Сначала это не бросалось в глаза, но потом… Потом бросилось.
— Я совершила ту же ошибку, — призналась Патти.
— Только Уолтер сразу же все понял. Все об Элизе. Неплохое название.
— У меня было преимущество — она возненавидела меня с первого взгляда, — сказал Уолтер. — Мне было лучше видно.
Ричард захлопнул блокнот и сплюнул в банку коричневую кашицу.
— Я вас оставлю, дети мои.
— Над чем ты работаешь? — спросила Патти.
— Обычная херня, которую невозможно будет слушать. Пытался придумать что-нибудь с этой телочкой, Маргарет Тэтчер. Новый английский премьер-министр.
— «Телочка» звучит как-то притянуто по отношению к Маргарет Тэтчер, — сказал Уолтер. — «Дама» больше подходит.
— А тебе как «телочка»? — обратился Ричард к Патти.
— Да я вообще не из придирчивых, — ответила она.
— Уолтер утверждает, что так говорить нельзя. Он говорит, что это унизительно, хотя, по моему опыту, телки обычно не против.
— Звучит так, как будто ты еще в шестидесятых.
— Звучит так, как будто этот неандерталец еще с дерева не слез, — сказал Уолтер.
— У неандертальцев, по слухам, были прочные черепушки.
— Как и у быков, — заметил Уолтер. — И прочих жвачных животных.
Ричард рассмеялся.
— По-моему, сейчас уже никто не жует табак, кроме бейсболистов, — вмешалась Патти. — На что это похоже?
— Можешь попробовать, если есть желание блевануть, — сказал Ричард, вставая. — Я пошел. Оставляю вас, ребятки, наедине.
— Стой, я хочу попробовать, — сказала Патти.
— Это не лучшая твоя идея, — предупредил ее Ричард.
— Нет, я правда хочу.
То настроение безвозвратно ушло, и теперь ей было интересно, сумеет ли она удержать Ричарда. Ей наконец представилась возможность продемонстрировать то, что она пыталась объяснить Уолтеру с вечера их знакомства, — она недостаточно хороша для него. Разумеется, Уолтеру тоже представилась некая возможность — сорвать очки, принять демонический облик и изгнать соперника. Но Уолтер, как обычно, хотел, чтобы все было как хочет Патти.
— Дай ей попробовать, — сказал он.
Патти благодарно улыбнулась:
— Спасибо, Уолтер.
У табака был ментоловый вкус, и она тут же обожгла десны. Уолтер принес ей кофейную кружку для сплевывания, и Патти, как объект исследования, присела на диван, ожидая, пока подействует никотин, и наслаждаясь всеобщим вниманием. Но Уолтер порой поглядывал на Ричарда, и у нее вдруг заколотилось сердце: она вспомнила убежденность Элизы в том, что Уолтер по-особенному относился к своему другу; вспомнила ее ревность.
— Ричард восхищается Маргарет Тэтчер, — сказал Уолтер. — Он считает, что она олицетворяет собой капиталистическую «избыточность», которая неизбежно приведет к падению капитализма. Думаю, Ричард пишет любовную балладу.
— Ты меня знаешь, — протянул Ричард. — Любовная баллада для волосатой дамочки.
— Мы пока не пришли к согласию по поводу вероятности марксистской революции, — объяснил Уолтер.
— М-м, — сказала Патти и сплюнула.
— Уолтер считает, что либеральное государство способно к саморегуляции, — сказал Ричард. — Он считает, что американская буржуазия с энтузиазмом примет все возрастающие ограничения их персональных свобод.
— У меня есть куча крутых идей для песен, а Ричард их почему-то все отвергает.
— Песня про экономичное топливо. Песня про общественный транспорт. Песня про национальную систему здравоохранения. Песня про налог на детей.
— Эти темы — белое пятно на карте рок-музыки, — заявил Уолтер.
— Два ребенка хорошо, а четыре — плохо.